С трех языков. Антология малой прозы Швейцарии

Человек, в которого я когда-то была влюблена, в списке не значится. О нем и речи нет. Когда мы виделись последний раз, он жил за тысячу километров к северу от моего родного города и рисовал шариковой ручкой на бумаге из блокнота в клеточку, потому что не мог позволить себе холст и краски. На прощанье он сообщил, что ему вновь необходимо творческое одиночество.

Сон мой просто смехотворен, притянут за уши или за волосы, как ребенок из автомобильного багажника. «Короче, это сон», — сказала я себе. Но от увиденной картины и чувства горечи освободиться не смогла. «Живу и люблю», — все повторял мне он, тот человек, в которого я была влюблена.

Мама постучала в дверь. Я не ответила.

— Ты проснулась?

Она снова постучала. Я не ответила.

Тридцать три мужских имени. Тридцать три известных мне ранее человека. В те времена, когда я жила в этой комнатке и видела сны в этой кровати. Тридцать три имени, которые связываются для меня с лицами детей, юношей. Тридцать три лица, которые мне сегодня, наверное, и не узнать. Тридцать три человека, которые мне годами не вспоминались, никогда не вспоминались, потому что они не играют в моей жизни никакой роли. Тридцать три мужчины, когда-то знакомых со мной и сегодня еще помнящих, наверное, мое имя, но не мое лицо, мое нынешнее лицо. Вероятно.

С самого начала я была уверена, что отправитель — мужчина. Я попыталась было сконцентрироваться на женщинах, но у меня фантазии не хватило. Вспомнить хоть бы одно существо женского пола. Хоть одно женское имя, одно девичье лицо, бывшую школьную подружку, соперницу — нет, ничего и никого. Вот что я поняла: женщины у меня в памяти не задержались. Кроме учительницы. Да и ее я забыла на долгие годы, она вернулась лишь пять дней назад. «Камень преткновения», — подумала я.

Мама опять постучалась.

— Вот я, твоя мама! — выкрикнула она весело. — Ты меня еще помнишь?

— Не-а! — крикнула я в ответ. — Я сплю, причем глубоко! И ничего не помню.

Мама рассмеялась, но я-то знаю, что она расстроилась. Рождество вдвоем со мной она представляла по-другому.

«Поди прочь», — взмолилась я про себя.

Пять дней назад я не проспала, потому что не смыкала глаз. Я вовсе не устала. Целый день провалялась в постели, все еще во власти дурного настроения, дремала, дожидалась вечера. А когда наступила ночь, проснулась и бодрствовала.

Лежа в темноте, следила, как светящиеся стрелки будильника, снова и снова вздрагивая, перемещаются вправо. Несколько раз вставала, чтобы изучить содержимое холодильника. В конце концов запомнила его в деталях. Ничего оттуда не достала, а снова улеглась и стала повторять наизусть, по полкам. Корнишоны. Камамбер. Крем. На кухню я ходила потихоньку, бесшумно. Пусть мама не заметит, что я встала.

И вспоминались мне те ночи, что я провела здесь, в своей кровати. Бессонные, как сегодня. И полные сновидений. Бесчисленных сновидений, из которых ни одно мне не запомнилось.

Я встала далеко за полдень и поливала себя душем, пока не кончилась горячая вода.

Уже смеркалось, когда я за двадцать два франка купила у кассирши входной билет.

У входа меня подстерегали воспоминания об учительнице.

Я пошла быстрее, чтобы их опередить, но и они ускорили шаг — не отвяжешься. Училка преследовала меня, как я преследовала ее в тот весенний день, когда замышляла убийство.

Училка наступала мне на пятки, стоит обернуться — вот она, тут как тут, лицо суровое, прямая морщина посреди лба, ее глаза, и тонкие брови, и густо накрашенные ресницы. «Хватит меня преследовать!» — мысленно произнесла я, но тут же услышала ее голос: «Прекрати ходить за мной по пятам…» Второпях я едва не проскочила мимо верблюда. Остановилась, переводя дух, закрыла глаза. А когда открыла снова и обернулась — училки как не бывало. Я уселась на большой камень у ограды и принялась разглядывать верблюда.

Обернувшись, заметила сзади смотрителя зоопарка с красным пластмассовым ведром. Но это был не мой смотритель. И резиновые сапоги не те, за которыми я шла несколько дней назад. «Как жаль!» — подумала я. И на миг удивилась этой своей мысли. А в следующий миг снова увидела морщину на лбу учительницы.

«Произошло несчастье», — услышала я голос директора школы.

Однажды она не явилась в класс. Перед тем мне несколько ночей подряд снилось убийство. Во сне я наконец добилась своего. Я проламывала училке голову. Снова и снова. Отделала ее по полной.

Со звонком в класс вошел директор школы:

— Произошло несчастье. Госпожа Либманн находится в больнице. Несчастный случай.

Учительница так и не вернулась.

Она сгинула, а я много дней лежала в жару и бредила. Мама до сих пор вспоминает про ту мою горячку. «Как снег на голову, ни с того ни с сего», — повторяет она.

Потом все наладилось. Горячка прошла. ОНА сгинула. Поблагодарив Бога, я про нее забыла, про училку. Сгинула. Не было ее. «Уходи прочь», — думала я теперь, сидя на своем камне.

Маленький мальчик, запыхавшись, остановился рядом со мной.

— Козимо, не бегай! — крикнула ему мать.