Читаем С трех языков. Антология малой прозы Швейцарии полностью

— Вот это — босс! — произнес мальчик на диалекте моего родного города, указывая на одного из верблюдов и глядя на меня. Я не ответила.

— Нет, вон тот, вон тот босс! — и показал на другого верблюда. Родители наконец подошли.

— Вон тот — босс! — торжествующе сообщил он родителям.

Врезать бы этому мальчику. Да сказать на протяжном местном диалекте: «Отваливай со своими боссами, ты, маленький идиот!» Мать погладила его по головке:

— Какие у них морды смешные, да, Козимо?

А она не местная. Пытается подражать нашему диалекту, но спотыкается на каждом слоге. Я поднялась с камня и ушла. А то вдруг скажу им: «Родину в замужестве не обретешь, а Козимо — омерзительное имя». Так что лучше сразу уйти. И я ушла неведомо куда.


Четыре дня назад я сидела в ресторане напротив и изучала меню. Я прекратила наблюдение за входом. Пасмурно, и дождик моросит. Посетители зоопарка надвинули шапки и капюшоны пониже, лиц не видно.

Заказала чашку кофе. Официант, фыркнув, хотел было забрать меню, но я не отдала:

— Мне еще понадобится!

— Да пожалуйста, — презрительно ответил он.

Есть совсем не хотелось, но я стала подсчитывать, что бы такое заказать на двадцать два франка. Например, ньокки с горгонцолой и кофе? Нет, дорого.

«У верблюда, а если снег, у крокодила» — повторила я. Может, начальные буквы, «в» и «к», указывают на отправителя? Но в моем списке нет ни одного имени на «в» или на «к». В чем же смысл послания?

Крокодил… Льет крокодиловы слезы. Крокодил… Вялый такой на вид, а сам начеку, того и гляди вцепится всей пастью. И что? Не знаю никого, кто напоминал бы мне крокодила. Верблюд… А тут уж вообще никаких идей. Двугорбого верблюда называют также домашним. Чудесно. Половина человечества состоит из мужчин, считающих себя вполне домашними. Не меньше половины. А толку что?

Официант принес кофе и вызывающе посмотрел на меня.

— Минуточку, — сказала я и нарочно углубилась в меню.

«Пальто из верблюжьей шерсти» — вдруг вспомнилось мне. И я увидела отца в пальто из верблюжьей шерсти. Однажды в магазине — мне было лет пять — я потеряла отца в предрождественской толпе. И плакала навзрыд, пока не обнаружила прямо перед собой подол его пальто. С облегчением я ухватилась за этот подол. Пошла вместе с пальто. Пальто остановилось. Совершенно незнакомый человек наклонился ко мне, разжал мои пальцы. Меня охватил неописуемый ужас. Оказывается, я держалась за чужого человека. А ведь готова была пойти за этим пальто хоть на край света.

Я захлопнула меню. Официант тоже сделал какое-то движение со скучающим видом.

— Так что же? — спросил он и протянул руку за меню.

Я по-дурацки улыбнулась, попросила счет и слишком щедро дала лишнего ему на чай.


Три дня назад я вышла из дома в семь утра. На улице, отливавшей утренним влажным блеском, было еще темно. Я решила преодолеть весь путь пешком. Напялила шерстяную шапку, натянула ее до бровей. Родная мама не узнала бы меня в этой шапке. Бодро потопала вперед, радуясь облачкам пара изо рта. И рассвет шел вперед вместе со мною. Путь в зоопарк вел через весь город. Родной мой город не изменился. Меня не обманешь одним-другим новым магазинчиком, новым домом. Город какой был, такой и есть. Знаю я его, меня не проведешь. Качество жизни! Безопасность! Чистота! Порядок! Вот что выставлено тут напоказ, но уж мое сердце не дрогнет. Вижу тебя насквозь. Ты меня не проймешь, жестокосердый образец мелочности, посредственности и порицания. Знаю я тебя. Спустя все эти годы знаю, и воспоминания липнут тут к каждому камню. Даже в сегодняшней утренней мгле куда ни глянь — воспоминание. Каменная груда из неприятных воспоминаний. Только плохие, неприятные, горькие, скверные, постыдные, гадкие воспоминания возвращаются вновь. Такие, как воспоминание о моей учительнице. С каждым шагом на улице светлело, с каждым шагом я видела все яснее, с каждым шагом росло мое отвращение к собственному прошлому.

К зоопарку я подошла ровно в половине девятого. Точно как рассчитывала. Хоть бы тут мой город меня удивил, но нет. Ровно в половине девятого я стояла перед пустой кассой.

Уселась на ступеньки у входа, жду. В девять часов мамочка с двумя нарядными детишками, купив первые билеты, прошла мимо меня к входу. Какая же я нелепая в этой маскировочной шапке.

Через сорок минут, насчитав тринадцать незнакомых лиц, я встала и ушла. Поехала назад на такси за двадцать франков, не разбирая дороги и ни разу не взглянув в окно. Мне вдруг стало безразлично, кто послал письмо. Мне вдруг расхотелось идти по следу, разонравилась тропа, ведущая в мое прошлое.

Вполне хватит и полученного пакета воспоминаний.


Два дня назад, в предпоследний день года, я собрала чемодан, приготовила деньги, паспорт, обратный билет. Села на кровать и задумалась, что сказать маме на прощанье. Тут мама постучала в дверь, спросила:

— Выпьешь со мной чаю?

— Нет, мне пора.

Мама открыла дверь, посмотрела на меня удивленно. Я взяла куртку, у порога поцеловала ее в щеку:

— У меня назначена встреча.

Мама глядела на запакованный чемодан. Я вышла.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература, 2013 № 11

Бородино
Бородино

Открывается номер коротким романом Герхарда Майера (1917–2008) «Бородино» в переводе с немецкого Ирины Алексеевой.Это роман-элегия: два друга преклонных лет, гость и хозяин, бродят по маленькому городку в виду Юрских гор, мимоходом вспоминая прошлое и знакомых, по большей части уже умерших. И слова старого индейца из книги, которую хозяин показывает гостю — камертон прозы Герхарда Майера: «"Что такое жизнь?" Это свечение светлячка в ночи. Это вздох буйвола зимой. Это маленькая тень, скользящая по траве и исчезающая на закате». Русская культура и история — важная составляющая духовного опыта обоих героев романа. И назван он так странно, быть может, и потому, что Бородинская битва — удачный символ драматического противостояния, победы и одновременно поражения, которыми предстает земное существование человека.

Герхард Майер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Когда Бабуля...
Когда Бабуля...

Ноэль Реваз [Noelle Revaz] — писательница, автор романов «Касательно скотины» [«Rapport aux bêtes», 2002, премия Шиллера] и «Эфина» [ «Efina», 2009, рус. перев. 2012].Ее последнее произведение — драматический монолог «Когда Бабуля…» — рассказывает историю бесконечного ожидания — ожидания Бабулиной смерти, которая изменит все: ее ждут, чтобы навести порядок в доме, сменить работу, заняться спортом, короче говоря, чтобы начать жить по-настоящему. Как и в предыдущих книгах Реваз, главным персонажем здесь является язык. Если в ее первом романе это простонародная, корявая речь неотесанного крестьянина Поля, предпочитающего жене своих коров; если во втором романе это, наоборот, лирический, приподнятый язык несостоявшегося романа мужчины и женщины, чьи любовные чувства не совпали во времени, то этот монолог, в котором звучит множество голосов, выстроен по законам полифонии; они переплетаются, дополняют или, напротив, резко прерывают друг друга, отображая сложную симфонию чувств героев, которые ждут, как герои знаменитой пьесы Беккета «В ожидании Годо», исполнения несбыточного. Эти голоса, анонимные, стилистически абсолютно разные, невозможно приписать ни женщинам, ни мужчинам, да это и неважно, — все они говорят об одном, спрашивают одно: когда же наконец Бабуля умрет, скончается, преставится, отдаст Богу душу, протянет ноги, даст дуба, ляжет в могилу… этот список можно продолжать долго: текст насчитывает около семидесяти синонимов глагола «умереть», и уже одно это ставит перед переводчиком интереснейшую лингвистическую задачу. Итак, изменится ли жизнь к лучшему, когда Бабуля…?

Ноэль Реваз

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги