С третьей попытки

Когда капитан звонил по найденному в книжке номеру и спрашивал Нюсю, он, конечно, стрелял наудачу, но попал он в самую точку. Анна Владимировна, уяснив себе сущность стоящей перед кишиневской полицией проблемы, рассказала (не вдаваясь в детали) о своем без вести пропавшем в ноябре прошлого года муже и сразу согласилась приехать, чтобы решить, не его ли тело ждет опознания в морге молдавской судмедэкспертизы. Капитан дал ей телефон городского УВД, чтобы она могла удостовериться, что речь не идет о чьей-то злой, издевательской шутке, и просил сообщить, когда она прибудет в Кишинев. Он был очень любезен и заверил, что ее встретят и по прибытии оплатят ей расходы на дорогу и проживание. Так всё и вышло. Сама процедура опознания длилась недолго, и наша героиня признала в покойнике своего мужа. По ее словам, он очень исхудал – килограммов на тридцать – и выглядел просто ужасно: заросшие черной с проседью щетиной впалые щеки и длинные корявые – как у дурного старца – ногти на ногах. Ничего похожего на чистенького, гладенького, всегда аккуратно выбритого и подстриженного Пескаря. Но всё же у нее не было сомнений, что предъявленное ей для опознания человеческое тело принадлежало при жизни ее мужу – Виктору Чебакову. Точно так же она подтвердила, что чернильная запись в найденной книжке была сделана им же – его почерком, – хотя относительно автора карандашных заметок такой уверенности у нее не было. Да я еще, когда ехала, не сомневалась, что это он, – рассказывала дважды вдова беседующему с ней милиционеру. – Никто кроме него меня Нюсей не называл. Это его было домашнее словечко: когда особенно расчувствуется или подлизаться захочет, вот тогда – Нюся, Нюсенька.

Лишь в Кишиневе – после опознания – Анна Владимировна созналась тамошним полицейским, что у нее уже есть свидетельство о смерти мужа, которое она и предъявила не ожидавшему ничего подобного капитану, ведущему это дело и опекавшему ее во время пребывания в Молдавии. Несмотря на возникшее в начале замешательство, всё было, в конце концов, улажено, и необходимые документы были написаны и подписаны. Такие случаи ложных опознаний и подобных ошибок, по-видимому, хоть и очень редко, но бывают, и надо полагать, существуют какие-то циркуляры и инструкции, регламентирующие их исправление и фиксацию в документах истинного положения дел. Наверное, что-то было сделано и в данном случае. Результаты опознания были надлежащим образом оформлены, и кишиневский ЗАГС (или как он у них там называется?) выдал ей свидетельство о смерти В.Чебакова с новой датой его кончины, отменив тем самым предыдущую бумажку. Тело усопшего было без промедлений кремировано, после чего вдова увезла его прах в родной город и похоронила (уже без всяких церемоний) под высившимся на могиле памятником. Пришлось, конечно, изменить на нем да­ту смерти, но призванному для этой цели масте­ру удалось сделать это достаточно аккуратно – издали ничего и не заметишь. Здесь надо сказать, что вдова не стала извлекать из могилы урну с прахом того неизвестного, который до тех пор числился В.Чебаковым, – посчитала это не­при­личным и отталкивающим. Да и ку­да его де­вать? На помойку не выбросишь. Разбирательство с этим вопросом, наверняка, сулило долгую бюрократическую волокиту. Нет уж, раз так получилось, пусть лежит в этой братской могиле. Вряд ли Виктор станет жаловаться на тесноту в своем последнем месте упокоения.