С царем и без царя

Дворник нашей дачи, шпион районного Совета, немедленно побежал донести, что старший красноармеец не выполнил декрета, не сделав обыска. Значительно позже жена старалась узнать, не пострадал ли из-за этого солдат, так как известно было, что он был вытребован на Гороховую, но благодаря обычной большевистской хитрости истины добиться не могла. Один из большевиков, знавший про самоотверженный поступок лейб-гусара, сказал впоследствии моей жене: «Такие люди, как ваш муж, нам опасны — он может иметь сильное влияние на массы, раз бывший лейб-гусар, рискуя собственной жизнью, решил спасти своего бывшего командира полка».

Подождав с полчаса, я, боясь вторичного приезда красноармейцев, отправился кружным путем в «Европейскую» гостиницу к одному своему знакомому, имевшему сношения с пребывавшими тогда в Петрограде немцами. Я хотел навести у него справку, нельзя ли мне исчезнуть при их содействии. Не получив от него никаких определенных указаний, я через час отправился в Исаакиевский сквер, где мы с женою сговорились встретиться в 10 часов утра.

На улице Гоголя, бывшей Малой Морской, целый этаж Гранд-отеля был занят немецким консульством. Пока жена говорила со служащими консульства, я в ожидании ее сидел на скамейке. Через час появилась жена с неблагоприятным для меня ответом: оказалось, что один из служащих консульства, выразив изумление по поводу нашего столь долговременного пребывания в объятом анархией городе, наотрез отказался что-либо для меня сделать. После этого оставалось только одно: надеяться на Бога, но и самому не плошать. Посоветовавшись с женою, я решил через двое суток, в течение которых ночевал в разных квартирах, перебраться через финляндскую границу — где-нибудь около Сестрорецка или Белоострова. Паспорт у меня был с моей фотографией, но не на мое имя. С ним я отправился в Сестрорецк, где остановился в самых скромных меблированных комнатах, прописался и стал ежедневно совершать прогулки по разным направлениям, причем убедился, что наша сторона была очень плохо охраняема, так что не представляло большого затруднения перейти границу; что же касалось финляндской охраны, то, по рассказам местных жителей, часовые были очень наблюдательны и встречали выстрелами всех переходивших границу. Был еще один способ: пройти в море на рыбачьей лодке и пристать к финляндскому берегу, но на это я не рискнул, не желая доверяться незнакомому рыбаку.

Решив ехать обратно, я сел в поезд, отходивший из Сестрорецка в половине шестого утра. Как только поезд тронулся, началась проверка документов, весьма удивившая постоянных пассажиров, ездивших по этой дороге. Сидел я в третьем классе, с трубкою в зубах, читал «Петроградскую коммуну» и «Красную газету». Одет был весьма неизысканно и при предъявлении своего документа принимал совершенно индифферентный вид. Первым обходом не ограничилось: за 20 минут до прихода поезда в Петроград был произведен вторичный обыск, окончившийся для меня также благополучно.

Когда поезд остановился на вокзале и я вышел из вагона, стоявшая на платформе укутанная в большой платок женщина, дернув меня за рукав, сказала: «Владимир Николаевич, вас здесь ищут». Только по глазам я узнал одну из наших служащих, которая пришла меня предупредить о том, что всю ночь дома производился обыск и все мои фотографии были взяты и розданы по постам, распределенным по Каменному острову. В облаве этой участвовало, по-видимому, немалое количество людей. Самый вокзал был также оцеплен. Все выходы из него были заняты постами красноармейцев или милиционеров. Я повернул в обратную сторону и пошел вдоль поезда, сказав встретившей меня, чтобы она шла за мною шагах в тридцати. Дойдя до хвоста поезда, я спустился на полотно и по рельсам вышел на путь, по которому подъезжал к вокзалу. Оказалось, что это был единственный не охранявшийся пункт. Каким образом я выскочил из мышеловки, до сих пор не отдаю себе отчета.

Пройдя мост, я подошел к месту, где линия приближается к Коломягскому шоссе, перешел на него и продолжал путь до удельного леса между ипподромом и аэродромом. В лесу моя спутница подошла ко мне. Мы сели на скамеечку и стали обсуждать, что дальше делать. Был восьмой час утра.

7

Мое поступление в сумасшедший дом