Несмотря и на это известие, государь не хотел уезжать из Могилева; но поступавшие тревожные сведения навели его на мысль послать с широкими полномочиями в Петроград и Царское Село генерал-адъютанта Иванова, за которым во время кронштадтских беспорядков 1905 года упрочилась репутация твердого и распорядительного начальника. Переговорив с генерал-адъютантом Алексеевым, государь назначил генерала Иванова главнокомандующим Петроградским военным округом, разрешил ему взять в охрану находившийся на Ставке Георгиевский батальон и повелел выехать в тот же день вечером.
В эти дни впечатление от работы лидеров общественных кругов получалось такое, будто бы они в своих сношениях с военными властями старались представить положение дел в такой окраске, что единственным выходом было свержение существующей власти.
Люди, уже наметившие захватить эту власть в свои руки, производили моральное давление на население, стремясь путем речей, телеграфа, телефонов внушать мысль, что все волнения происходят на почве полного недоверия к власти, не способной вывести из создавшегося тяжелого положения; внушалось, что на этой почве разовьются события, сдержать которые будет невозможно, так как правительственная власть в полном параличе и совершенно бессильна восстановить порядок; говорилось, что прямым следствием такого положения вещей будет позор и унижение России ввиду невозможности победоносно окончить войну; для подкрепления этой мысли предсказывалось, что, когда движение перебросится на железные дороги, жизнь страны замрет в самую тяжелую минуту; запугивали голодом, говоря, что население, опасаясь неумелых распоряжений властей, не повезет на рынок зерновых продуктов, вследствие чего угроза недостатка муки встанет во весь рост перед армией и населением. В виде избавления от этих бед предлагалось призвание к власти пользующегося доверием лица для составления правительства, за которым пойдет вся Россия с верой в себя и своих руководителей.
34
В понедельник вечером по поручению Ее Величества ко мне позвонил из Царского Села обер-гофмаршал граф Бенкендорф, передавший, что государыня очень беспокоится за детей ввиду всего происходящего в столице и предлагает выехать с детьми навстречу Его Величеству. Кроме того, граф Бенкендорф мне сообщил, что основанием беспокойства Ее Величества явились сведения, полученные от военного министра генерала Беляева, так как ни с кем другим из членов правительства в данное время войти в контакт нельзя. По словам генерала Беляева, волнения в Петрограде настолько разрослись, что нужно опасаться движения революционной толпы из Петрограда на Царское Село.
Поставив тотчас министра двора в известность о подробностях моего разговора с графом Бенкендорфом, я немедленно пошел к государю.
Когда я доложил Его Величеству содержание разговора с графом Бенкендорфом, государь сказал: «Ни в каком случае… Больных детей возить поездом… ни за что». (В то время уже четверо из детей были больны корью). Затем государь добавил: «Передайте Бенкендорфу, чтобы он доложил Ее Величеству, что ввиду создавшегося положения я сам решил сейчас ехать в Царское Село, и сделайте распоряжения для отъезда».
Я доложил государю, что он может сейчас же ехать ночевать в поезд, что все приготовлено и что поезд может через несколько часов идти в Царское Село. Затем я прошел к генералу Алексееву предупредить о предстоящем отъезде Его Величества. Я его застал уже в кровати. Как только я сообщил ему о решении государя безотлагательно ехать в Царское Село, его хитрое лицо приняло еще более хитрое выражение и он с ехидной улыбкой слащавым голосом спросил меня: «А как же он поедет? Разве впереди поезда будет следовать целый батальон, чтобы очищать путь?»
Хотя я никогда и не считал генерала Алексеева образцом преданности царю, но был ошеломлен как сутью, так и тоном данного им в такую минуту ответа. На мои слова: «Если вы считаете опасным ехать, ваш прямой долг мне об этом заявить» — генерал Алексеев ответил: «Нет, я ничего не знаю, это я так говорю». Я его вторично спросил: «После того, что я от вас только что слышал, вы должны мне ясно и определенно сказать, считаете вы опасным государю ехать или нет?» На что генерал Алексеев дал поразивший меня ответ: «Отчего же? Пускай государь едет… ничего». После этих слов я сказал генералу Алексееву, что он должен немедленно сам лично пойти и пояснить государю положение дел; я думал, что, если Алексеев кривит душою передо мной, у него проснется совесть и не хватит сил слукавить перед лицом самого царя, от которого он видел так много добра.