На станции Псков Его Величество встретил генерал-адъютант Рузский со старшими чинами штаба, и государь пригласил к обеду его и генералов Данилова и Савича. После обеда государь прошел в свой вагон. В ожидании приема Его Величеством генерал Рузский обратился ко мне в салон-вагоне поезда в присутствии дежурного флигель-адъютанта герцога Лейхтенбергского со словами: «Вот что вы наделали… вся ваша распутинская клика… до чего вы теперь довели Россию». Я счел совершенно неуместным в императорском поезде объясняться с человеком, обвинявшим меня в каких-то отношениях с Распутиным, зная доподлинно, что генерал Рузский, будучи по болезни уволен с поста главнокомандующего Северо-Западным фронтом, сыпал с Кавказа (где лечился) телеграмму за телеграммой тому же Распутину, прося его молитв о возвращении его на этот фронт…
Вскоре генерал Рузский был принят государем и представил Его Величеству телеграмму генерала Алексеева.
Ежеминутно растущая опасность распространения анархии во всей стране, дальнейшего разложения армии и невозможности продолжения войны при создавшейся обстановке — настоятельно требуют издания высочайшего акта, могущего еще успокоить умы, что возможно только путем призвания
«Объявляем всем верным нашим подданным: грозный и жестокий враг напрягает последние силы для борьбы с нашей Родиной. Близок решительный час. Судьба России, честь геройской нашей армии, благополучие народа, все будущее дорогого нам Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца.
Стремясь сильнее сплотить все силы народные для скорейшего достижения победы, я признал необходимым призвать
Во имя нашей возлюбленной Родины призываю всех русских людей к исполнению своего святого долга перед нею, дабы вновь явить, что Россия столь же несокрушима, как и всегда, и что никакие козни врагов не одолеют ее. Да поможет нам Господь Бог».
Когда генерал Рузский ушел, государь позвал меня к себе и передал телеграмму, составленную им на имя Родзянки, в которой Его Величество объявлял свою монаршую волю дать
Пройдя от Его Величества в свитский вагон, куда зашел генерал Данилов, я просил его распорядиться о предоставлении мне аппарата Юза для передачи телеграммы государя.
Рузский, который после доклада у Его Величества прошел в купе министра двора, услыхав это, вышел в коридор, вмешался в разговор и заявил, что это невозможно. Я ему сказал, что это — повеление государя, а мое дело — от него потребовать его исполнения. Генерал Рузский вернулся к министру двора графу Фредериксу и сказал, что такого «оскорбления» он перенести не может, что он здесь — главнокомандующий генерал-адъютант, что сношения государя не могут проходить через его штаб помимо него и что он не считает возможным в такое тревожное время допустить Воейкова пользоваться аппаратом его штаба. Министр двора, выслушав генерала Рузского, пошел со мною к Его Величеству и доложил ему о происшедшем столкновении. Государь удивился требованию генерала Рузского, но, желая прекратить всякие недоразумения, взял от меня телеграмму и отдал ее графу Фредериксу с приказанием передать Рузскому для отправки.
С радостным выражением лица ушел с нею генерал Рузский в свой штаб, оставив гнетущее впечатление среди лиц свиты, с которыми успел уже поделиться своей точкой зрения, что единственный выход для государя — сдаваться на милость победителя (победителем в его мнении была Государственная дума, непосредственно руководимая ее председателем — М. В. Родзянко). Больше я Рузского в этот вечер не видел и никаких разговоров с ним не вел.
37