Натравить чернь на чинов полиции и корпуса жандармов было нетрудно, так как они во время войны являлись угрозой дезертирам, которых вылавливали для передачи в руки военных властей. Что касается офицеров, они разделялись на две категории: оставшиеся верными присяге подвергались «гневу народному», а обработанные в сознательном направлении, являясь с красными бантами (эмблемой солидарности с революцией), были встречаемы овациями.
Мятежный председатель Государственной думы завершил свою многолетнюю крамольную деятельность против устоев монархического строя нашего Отечества, приняв непосредственное участие в вопросе отделения «козлищ» от «агнцев»: от имени комиссии Государственной думы, за личной своей подписью, он пригласил всех не имевших от комиссии определенных поручений офицеров явиться 1 и 2 марта для получения удостоверений и точной регистрации — «во исполнение поручения комиссии по организации примкнувших к представителям народа солдат на предмет охраны столицы»; а М. А. Караулов предложил осчастливленному освобождением от тирании населению Петрограда руководствоваться следующими правилами, сообщенными приказом по Петрограду частям войск и народной милиции: «Немедленному арестованию подлежат: 1) пьяные, 2) грабители, 3) оказывающие сопротивление, 4) все чины наружной и тайной полиции и корпуса жандармов, 5) все лица, производящие обыск без полномочий на то».
В числе адресов, куда направлять арестованных, стоял и манеж Кавалергардского полка. К стыду моему, должен сознаться, что один из штаб-офицеров полка согласился быть по назначению Гучкова комендантом этого манежа, обратившегося в место истязаний оставшихся верными присяге городовых, околоточных и жандармов.
Отношение народонаселения к совершившемуся перевороту и к ежедневно выпускаемым объявлениям было разное: интеллигенция, одураченная пропагандой еврейской прессы, проявляла невероятную радость по поводу своего освобождения, так что люди при встречах говорили друг другу: «Христос воскресе… наконец-то мы свободны»; ставшие у власти общественные деятели под влиянием масонской морали о создании нового, интернационального, свободного от всех пут человека совершенно забыли, что они — русские и что родина их — Россия; прислуга господ, видя начавшиеся обыски и грабежи квартир, помалкивала, думая, что революция коснется интересов только господского класса, а их совершенно не заденет; в низших же слоях, по-своему воспринявших революцию, начинало проглядывать наиболее доступное их пониманию стремление безнаказанно чинить «крадло».
В общем же сумбур в понятиях и рассуждениях невольно приводил на память изречение незабвенного Козьмы Пруткова: «Всякая человеческая голова подобна желудку — одна переваривает входящую в нее пищу, а другая от нее засоряется». По-видимому, у нас под влиянием революции произошло засорение голов.
5
4 марта из Вырицы вернулся в Могилев генерал-адъютант Иванов с Георгиевским батальоном. Проходя мимо дворца государя, батальон шел в блестящем порядке. Офицеры на местах; было скомандовано: «Смирно… глаза направо». Впечатление от батальона было совершенно такое же, как в дореволюционный период.
Генерал-адъютант Иванов явился к Его Величеству с докладом о результате командировки и о том, что узнал про Царское Село, до которого он не добрался.
Встретив меня при выходе от государя, он сказал, что проехал вполне благополучно, останавливал поезда, проверял пассажиров — воинских чинов, дезертиров арестовывал и по всей линии навел порядок; но касательно главной цели своей поездки уклонился дать какое-либо объяснение.
Впоследствии я узнал, что полковник генерального штаба Доманевский был специально командирован начальником генерального штаба генерал-майором Занкевичем в Вырицу навстречу генерал-адъютанту Иванову и представил ему следующий доклад: