С. У. Д. Три неоконченные повести

В их могиле лежат трое: Столяров Николай Осипович (1930—2005), Столярова Варвара Семёновна (1937—2006) и Столярова Матрона Степановна (1905—1997). Все молодые, красивые, прямо не люди, а ангелы божии.

Детей у деда Николая и бабки Варвары было двое – Людмила, моя мать, и Юрий, её старший брат, мой дядя. Он уехал покорять Москву, видно, ещё при Союзе, потому что всегда приезжал в Угрюмск, как то и прилично настоящему москвичу, редко и с плохо скрываемым пренебрежением, то есть всем видом показывая, что укоренился в столице на века.

Я его и не помнил, и не видел, и не знал. И думал, что никогда уж и не узнаю. Однако всё же узнал и очень хорошо. Недавно дядя Юра вернулся неожиданно для всех в Угрюмск и потребовал себя уважать.

Ох, уж этот дядя. Вспомнишь про него, и на ум сразу идёт поэзия: «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог…» Дядя удивил. Но про него я расскажу, когда наступит его очередь.

Тётя

А сначала про тётку. Ту, что родная сестра моего отца.

Моя тётка, Елена Ивановна Смертина, любит и ценит в жизни три вещи: деньги, только деньги и ничего, кроме денег. И сколько не дай – будет мало. Если она и миллион в лотерею выиграет, то в этот же день начнёт ныть и жаловаться, что ей на что-то не хватает денег.

Прабабка нарекла её прорвой, и это в точку. У тётки внутри мешок с огромной дырой, в который чего ни кинь – всё равно пусто. Да не просто мешок, но говорящий и сильно алчущий, он постоянно просит и просит: дай, дай, дай. И его ничем и никогда не угомонить.

Поэтому тётке всегда кто-то что-то должен, и того, кто ей должен, она изводит до полного изнеможения. Например, своего бывшего мужа. Муж двенадцать лет изнемогал, потом изнемог, всё ей оставил и убежал к матери в деревню Старые Сопли, что находится где-то в заморочной стороне.

Или директора спиртзавода, где она раньше работала, который, по слухам, был закодированный и ушёл в загул, когда она уволились. Или деда с бабкой – к ним она приходила и сидела с трагическим лицом до тех пор, пока они ей хоть что-нибудь не давали. Или своего сожителя после мужа, прораба из Мордорстроя: он даже хотел жениться, но потом тоже изнемог.

Или же моего отца. После смерти бабки они разделили наследство так: отцу – квартира бабкина, а тётке – дом в старом Угрюмске, оставшийся от бабкиных родителей, и дом в Божьих Росах, чтобы уж наверняка угодить, зная её характер. Тётка согласилась, всё подписала, а уж на следующий день обиделась и начала считать. И вот уж два года всё считает и отсчитывает, где ей чего недодали. Приходит к отцу и сидит с трагическим лицом.

А ещё, вместе с деньгами, тётка уважает уверенность в завтрашнем дне. Поэтому она, вкалывая на двух работах, всегда ищет третью про запас – чтобы быть уверенной в завтрашнем дне. Поэтому целыми днями вкалывает в огороде в Божьих Росах, а потом каждые выходные таскает на себе мешки или крутит банки – чтобы быть уверенной в завтрашнем дне. Поэтому у неё всегда есть с собой соль, сахар, спички и таблетки от поноса. А иначе нельзя быть уверенной не только в завтрашнем дне, но и в сегодняшнем.

Когда тётка не получает то, что ей «должны» дать, то применяет к «должнику» средства шантажа. Она создаёт такие жизненные обстоятельства и ситуации, чтобы тот, попав в них, всё осознал, раскаялся и дал.

Иногда это срабатывает, иногда нет, а иногда даёт результаты даже для неё настолько неожиданные, что некоторое время она сама всё начинает осознавать и раскаиваться. Но это ненадолго.

Со спиртзавода ей на самом-то деле вовсе не хотелось увольняться, но она нарочно написала заявление об уходе, чтобы выбить из директора то, что ей хотелось. А директор на радостях подписал и ушёл в загул.

И с мужем она не собиралась разводиться. Она собиралась немного его припугнуть, подав на развод. Муж же взял да развёлся. Правда, потом он и разведённый ещё жил с ней лет пять. Поэтому у их дочки, которая старше, была фамилия отца – Смертина, а у сына уже дедова фамилия – Смирнов: так тётка всё пыталась шантажировать своего мужика, отчего он, собственно, и изнемог, и сбежал в Старые Сопли залечивать нанесённые тёткой раны.

А с сожителем было и того хуже, так как она умудрилась поставить на кон не только его фамилию, но и честь. Она заявила ему, что беременна от другого. Тот обиделся и бросил её. В действительности же не было не то что никакого другого, а и самой беременности. Тётка просто растолстела сама по себе, вот и всё. И потом на неё толстую ни один мужик не позарился.

В общем, и жалко её, и нельзя жалеть. Всем, кто пожалел, это боком вышло. Тётка отгрызает руку, которая её гладит. Потому все держатся от неё подальше и жалеют на расстоянии. Дай Бог ей побольше денег и уверенности в завтрашнем дне.

И дай Бог, чтобы оно к ней не пришло, это завтрашнее дно.

Зять

Зять – это дядя Толя, бывший муж тётки. Или просто Толик. Или же просто зять. Отец с матерью его звали Толик, а дед с бабкой – зять. Поэтому я тоже звал его при своих и так, и эдак, но только не при нём.