С. У. Д. Три неоконченные повести

Толик приехал в Угрюмск из деревни работать на ЕБПХ и встретил мою тётку. И они прожили вместе двенадцать лет. Сколько помню, он всегда выглядел одинаково: небрит, мрачен, в спортивных штанах и чёлка набок.

Дед любил заглаза его подковыривать. Он говорил, что у Толика – всё набок: чёлка набок, голова набок, рожа набок, жизнь набок, дом в Старых Соплях набок, даже хуй и тот – набок. А в глаза жал руку и садил за стол.

Бабка его жалела, отец по-родственному водил с ним дружбу, мать постоянно ему что-то выговаривала, а тётка над ним измывалась. Прабабку же нашу он терпеть не мог, потому что она в самый первый раз встретила его словами: «Жил-был зять, нехрена взять». В целом, пророческие слова.

Но кличку она ему выдала сносную: горемышник. Для прабабки это большая редкость – дать человеку как бы жалостливое прозвание. Значит, ей его тоже было жаль немного. Если ей вообще кого-то когда-то было жаль.

Есть такие мужики в русских селеньях, которым нельзя жениться.

Потому что они не умеют жениться и напарываются либо, в лучшем случае, на баб, какие в горящую избу войдут и коня на скаку остановят, либо, в худшем, на баб, какие заставят войти в горящую избу и остановить на скаку коня. Поэтому им лучше вообще не жениться.

Тётка все двенадцать лет заставляла Толика ходить в горящие избы и останавливать на скаку коней. А он не мог, на том и весь сказ.

И дело, может быть, вовсе не в бабах, а именно в таких мужиках.

Другого бы какого они не стали бы так шпынять, а этого можно. Он мужик потому что. И должен потому что. И дурак потому что.

Потому что бабы на самом деле не любят таких мужиков, потому что это просто мужик, а не какой-то особенный мужик. Особенному мужику можно что-то простить, на то он и особенный, а такому нельзя.

Женился Толик на тётке в 1993-ем. В 1995-ом родилась Юлька, моя двоюродная сестра, в 2000-ом – Вован, мой двоюродный брат. Ну а в 2005-ом Толик окончательно умотал в Старые Сопли. Сидит там на бревне возле дома и блаженно покуривает самосад, будто и не было этих двенадцати лет.

К слову, и другой, несостоявшийся, зять, тёткин сожитель, который прораб из Мордорстроя, тоже был никакой не особенный, а просто мужик. У него тоже было небритое, мрачное лицо и спортивные штаны. Только чёлки набок не было: какая уж там чёлка – три волосинки.

Звали дядя Роман, жил с тёткой лет пять. И больше сказать про него нечего. Разве что посочувствовать, как и Толику.

Двоюродная сестра

На загнивающем Западе двоюродных братьев называют кузенами, а двоюродных сестёр – кузинами. Стало быть, Юлька – дочка тётки и Толика – это моя кузина. Но раньше она мне была как родная.

Раньше я часто бывал у них дома. Дорога от нашей старой квартиры в Рабочем посёлке до их дома – первая, по которой я прошёл сам, один, вдали от своего двора. Это самая истоптанная дорога в моей жизни, – не считая той, что я протоптал с понедельника по пятницу на ЕБПХ.

В новом Угрюмске – три микрорайона: один маленький, другой не то что бы маленький, но и не большой, третий – очень большой. Маленький находится ближе всего к Угрюму и, соответственно, к мосту через Угрюм, по которому можно попасть в старый город. Это как раз Рабочий посёлок. Там в 60-х и 70-х прошлого века строили пятиэтажки для рабочих ЕБПХ.

Второй – это Рылово, где мы жили потом и где сейчас живут отец с матерью. Называется так, потому что в том месте когда-то было село Рылово, от него теперь осталась только церковь с обрубленной колокольней. Церковь открыли в 90-х, в неё иногда ходит мать и ставит свечки, чтобы Бог помог ей в её житейской суете. Народу в церкви полно со всего Рылово, касса ломится, но колокольня как была обрублена, так и есть по сию пору.

А третий микрорайон, самый большой, – Октябрьский, в народе же Грязи. Говорят, что когда строили всю эту махину домов, грязи размесили да развезли на весь Угрюмск. В Грязях живёт добрая половина всех угрюмцев, и с недавнего времени, как купил квартиру в ипотеку, я тоже живу там.

Так вот, если бы мы жили в Грязях или в Рылово – я бы не таскался к тётке так часто. А из Рабочего посёлка дойти просто даже ребёнку, поэтому меня отпускали: десять минут – и там. Нужно пройти по мосту через Угрюм, дальше подняться на площадь Победы и по ней выйти на улицу Советскую, и вот тёткин дом со старинными деревянными воротами.

Однажды мать сказала: «Сходи к тёть Лене, она тебе покажет кое-что». Я вообразил себе невероятное и побежал. Прибежал впопыхах, а там у тётки на руках младенец. Самозабвенно сосёт тёткину титьку, причмокивает. Это была Юлька. Несколько дней назад народившаяся на свет.

Юлька младше меня на восемь лет. Можно сказать, что она выросла не только на тёткиных руках, но и на моих. Я катал её на коляске, развлекал погремушками, сажал на горшок и даже подтирал задницу.