С утра до вечера. В чистом поле

Поезд остановился. Альбинас соскочил на землю. Под ногами — щебенка. Какой-то полустанок. На перроне мигал керосиновый фонарь. Сонно зевал дежурный. Альбинас видел его в промежуток между вагонами. Сошли какие-то пассажиры с чемоданами и узлами. Уже светало. Над полями ползли нити белесого тумана. На небе гасли тусклые звезды. Альбинасу было холодно. Его трясло, и он стал прыгать на месте, махать посиневшими руками, стараясь согреться. На следующей станции надо будет сойти. Еще пятнадцать-двадцать минут — и его путешествию конец.

Гудок. Альбинас взобрался на ступеньки. Он ехал стоя, цепко держась за поручень. Ветер швырял иголки сажи. Он зажмурился, чтобы сажа не попала в глаза. Потом ее трудно вынуть, она жжет глаза. Из открытого окна вагона кто-то выбросил горящую сигарету. Она пролетела мимо лица, как крохотная комета, и вспыхнула искрами на щебенке насыпи. Воняла уборная в конце вагона. Поезд тяжело пыхтел — шел в гору. Испуганные птицы летели в алеющем небе, бесшумно хлопая крыльями.

Взобравшись на холм, поезд словно перевел дыхание и медленно скатился к следующему полустанку. Завизжали тормоза. Звякнули буфера. Альбинас разжал пальцы и скатился на насыпь. Он приехал.

Всходило солнце. Небо было ярко-алое: над лесами всплыл сияющий краешек солнца. Алый шар быстро поднимался, уменьшался, заливал землю светом. Альбинас шагал навстречу солнцу, жмурясь против света. Нет, глаза слипались от сна. Он вдруг почувствовал невероятную усталость. Еще пять километров пешком! Альбинас смотрел, где бы на минутку вздремнуть. На лугах высились копны свежего сена.

Альбинас перепрыгнул канаву и повернул к копнам. Сено наверху было влажное от утренней росы Он выбрал самую большую копну, зарылся в нее, накрылся благоухающим сеном и тут же заснул.

Его разбудил гул реактивного самолета. Открыв глаза, он увидел солнце на прозрачном светлом небе и белую стрелу дыма, улетающую в бесконечность. Небо содрогалось от рева.

Альбинас еще бы полежал в копне, но его мучала жажда. Он выбрался из сена, стряхнул с себя травинки, потянулся и улыбнулся пересохшими губами при виде аиста, расхаживающего по лугу. Поднявшееся солнце припекало макушку. Воздух благоухал, насыщенный запахами травы, сена и леса.

Он крикнул от радости и услышал, как стена леса отбила эхо его голоса. Сердце весело колотилось. Ему хотелось смеяться, кувыркаться в росистой траве. Найдя в ложбинке родник, Альбинас напился и вышел на пыльный проселок. Бабушка, конечно, удивится, когда его увидит. А может, и не удивится. Разве он ребенком не приезжал к ней с матерью? Ведь бабушка ничего не знала, она даже не догадывалась, в какой переплет он угодил. Он скажет, что приехал на каникулы, и она поверит. Но Альбинас волновался, приближаясь к избенке, которая, словно коричневый гриб, торчала на берегу реки. Испарина выступила у него на лбу. Он кусал сухие губы.

Бабушка так обрадовалась, когда Альбинас вошел в избушку, что ни о чем не спросила. Ее морщинистое лицо озарила улыбка. На глазах сверкнули слезы.

— Какой ты большой вырос! — охала она. — Ну просто студент. Господи, господи!.. Ты, наверное, проголодался с дороги? Я сейчас, сейчас…

Она побежала в сарай за яйцами, мгновенно изжарила глазунью на сале и только тогда присела на краешек стула и подивилась, что ее внучек ест с таким невиданным аппетитом, а его красивые волосы почему-то пострижены наголо. И лицо какое-то бледное. От учения все, от учения… Шутка ли, науки постигать! Альбинас уплетал глазунью и отвечал на вопросы; он лгал и стыдился, что лжет, но язык не поворачивался сказать правду. Он солгал и про отца. Отец-де помирился с матерью. Снова все в порядке…

— Слава богу, слава богу, — качала головой бабушка. — Вот писем чего-то не пишет. Может, времени нет… Известное дело, человек он занятой.

У Альбинаса куски застревали в горле. Он лжет, лжет самым бесстыдным образом, обманывает бабушку, которая так добра к нему. Почему он так делает? Ведь это подло! Он с легкостью лгал другим, но ей — другое дело. Он презирал, осуждал себя… и лгал. Бабушка ему верила. Она всегда верила ему.

Наевшись до отвала, Альбинас поблагодарил бабушку, поднялся из-за стола и отправился к реке. Он хотел побыть один. Река с тихим шелестом текла мимо, несла воды мимо высоких желтых круч, поросших зеленым кустарником, скрывалась за излучиной. В воздухе мелькали стрижи.

Альбинас упал ничком в высокую траву. Его подташнивало. Переел? Нет, не потому. Погожий день померк; Альбинас начал думать, не напрасно ли сюда приехал, не вернуться ли в колонию. Может быть, долго не думая, завтра, а то и сегодня вечером, когда поезд пойдет обратно…

Но в сумерках он не пошел на станцию; он остался у бабушки.