«Твои глаза, такие чистые, как небо. Назад нельзя…» — заорал чей-то телефон.
Лара тут же забыла воевать. Схватила со стола свой золоченый до последней гламурности рюкзачок. Вынула из кармашка айфон. Розовый. Точно такой же как у меня. Красивым жестом откинула назад волосы.
— Да, любимый! — прозвенела в трубку детским голоском, снова махнула волосами, как в рекламе шампуня. Словно ее любимый был тут и мог увидеть.
Я слушала их разговор. Знакомая мальчишеская улыбка в громкой нарочито настройке динамика. Слова все те же, знакомые. И снова его любимая их слушает. Нынешняя. И прошлая. И я тоже здесь. Словно в очереди стою. Как не сопротивлялась, а все же взяли за шиворот и поставили носом в чужой затылок. Больше всего на свете я хотела оглохнуть. Но нет. Опция недоступна. Наконец, обчмокав аппарат и воздух, любимые разъединились. Интересно, Андрей своей ненаглядной Ларе тоже приказал повесить трубку первой? Я как-то не расслышала.
— Нужна помощь, Лолочка? — тихий голос дяди Фрунзика подобрался справа легким душком анаши. Я вздрогнула и обернулась. Час от часу не легче.
Я помотала головой, отказываясь.
— Давай я пересажу тебя и мальчика к себе поближе, — предложил он в той же негромкой манере.
Ширну по-тихому и оттрахаю, куда захочу. Это я помнила.
— Давай-давай, не бойся, — чертов эскулап уже ухватил меня за локоть. — А то еще обидит кто. Народ пьяный, шальной. Понаделает делов сначала, потом на утро кидается разгребать, а разгребать-то нечего. Поздно.
Обе Лариски, молча застыв, пялились на его маневры во все свои эти самые шальные, пьяные глаза.
— Добрый вечер! — раздалось над столом, убив тщательную композицию дяди Фрунзе в момент.
Егор. Синяя рубашка, синие брюки. Белые розы в пышной обертке в руке. Штук пятнадцать, не меньше. На свадьбу человек пришел. Из-за спины его выглядывал Давид с двумя зелеными бутылками шампанского в серебристой фольге, как гусар. Литр финской водки подмышкой.
Хлопнули пробки в потолок. Егор подошел и встал за моей спиной. Поднял стакан с шампанским. Остальные присоединились, чем кому бог послал.
— За молодых! Горько!
— Бросила курить? — улыбнулся Егор.
Мы медленно брели вдоль кромки воды. Благородный Давид унес моего мальчика домой.
Море, так остро желанное всегда, теперь не трогало никак. С тех пор, как вернулась сюда, не притронулась к нему ни разу. Сначала знобило от малейшего сквозняка. Потом просто не хотела. Я отошла подальше от темной вечерней волны.
— Ты меня не слушаешь совсем, — мягко упрекнул голос доктора слева. — Я говорю…
— Скажи мне, только честно. Если я не стану спать с тобой, ты тогда бросишь лечить Кристу? — я остановилась. Глядела в упор. В темноте опустившейся ночи ореховые глаза стали черными.
— Не вижу связи, — резковато ответил мужчина. — Дикая постановка вопроса. Объяснись, сделай милость.
— Есть мнение, что ты возишься с больной только для того, чтобы снова завалить меня в койку, — я постаралась предельно аккуратно изложить местную легенду.
— Интересно, — хмыкнул он. — а ты сама. Что думаешь?
— Я не знаю, что думать. Если бы знала, не спрашивала. Ты мне не ответил, — я хотела идти дальше.
Медленно, медленно. Идти и идти, переставляя ноги. «И я тебя люблю, Андрюша». Ответила Лара в трубку на его понятные слова. Вот только что, за столом, в метре от меня. Полчаса не прошло. Нет! Кыш! Ничего не знаю про это.
Егор остановил меня.
— Лола, ты ведь что-то думаешь обо мне, наверняка. Скажи, для меня это важно, — сильные пальцы сжали мое плечо через мягкий платок.
Я зачем-то прижалась щекой к его руке.
— Я думаю, что ты не путаешь врачебный долг с постелью. Потому, что ты профессионал и дорожишь своей репутацией. Перед самим собой в первую очередь. И если ты берешься за что-то, то доводишь дело до конца. Потому, что ты добрый, милосердный, порядочный человек. Хотя в том, что ты попал в историю с Кристой, виновата конечно я. Если бы мы не трахались, как кролики, в моей комнате на втором этаже, то ты вообще никогда не заметил бы, что живет на свете такой хороший человек с таким ужасно больным сердцем. Возможно, я вру и фантазирую сама себе всякие глупости про порядочность и долг. А ты на самом деле гад последний, предатель родины и младенцев ешь живыми на завтрак. Но я не могу по-другому. Тупо не хочу! Не могут же все вокруг быть лживыми свиньями… — я не рыдала над убитой собой. В бессчетный раз. Не гнала истерику, как привыкла за все последнее время. Даже не собиралась. Говорила спокойно, задумчиво. Удивлялась сама себе.
— Не ожидал, ей-богу, что ты лучшего обо мне мнения, чем даже я сам. А у меня с самооценкой всегда был перебор явный. Спасибо, золотце. Можно я тебя обниму? — Егор держал руки вокруг меня в секунде буквально от кожи.
— Ты раньше никогда не спрашивал об этом, — я заставила себя улыбнуться.
— Раньше и не требовалось, ты всегда успевала первой. Так да или нет?
— Ладно. Только чур, не лезть целоваться.
Он обнял меня и прижал к себе. Это было приятно. Я здорово замерзла.