С видом на Нескучный

Спустя два года она уехала в Москву. Собиралась долго, а собралась быстро, за пару дней. Отрабатывать две недели ее не заставили. «Лети, птичка, – вздохнула заведующая, – может, найдешь свое счастье». На прощание обнялись, и неслезливая Таня расплакалась.

Снова новая, незнакомая жизнь. Снова полнейшее одиночество. Здесь хотя бы были Нонна, добрая душа, и полоумная бабуля с пряниками, женщины-закройщицы, с которыми у Тани были хорошие отношения, чаепития во время обеденного перерыва. Но отсидеться в тихом месте не получилось.

Что ждет ее в городе, где нет ни одной знакомой души? И еще нет ни одной мысли, чем она, Таня, будет заниматься в столице.

Но ведь Москва слезам не верит, правда? И слабым не верит. И трусам. Значит, она, Таня, плакать не будет. И слабой не будет, и трусливой.

Сначала был Павелецкий вокзал, который Таня выучила как свою комнату. Дальше – работа в парикмахерской, в бельевой: стирка, глажка и уборка. Потом повышение – мытье голов клиентов.

Жила она там же, в парикмахерской, спасибо доброй заведующей. В общем, и прачкой побыла, и сторожем, и уборщицей.

Девочки уговорили ее научиться профессии: женский мастер – хороший кусок хлеба. Но таланта к профессии не обнаружилось – все как всегда: аккуратно, без ляпов, но и без фантазии, без огонька. В общем, стригла она только детей и непривередливых пенсионеров – тем все равно, лишь бы коротко и подешевле.

В соседнем доме находилась районная библиотека, куда Таня с удовольствием бегала. Она подружилась с библиотекарем Ниной Васильевной, женщиной интеллигентной, бессемейной и очень нездоровой – у Ниночки Васильевны, как называла ее Таня, была страшная болезнь, туберкулез костей. Ходила она на костылях.

Спустя два года Нина Васильевна, страшно смущаясь и теряясь, предложила Тане переехать к ней, в ее маленькую однокомнатную квартирку. Призналась, что совсем тяжело, что не справляется с самым незатейливым бытом.

Таня растерялась. Ниночка была ее лучшим другом и самым близким и дорогим человеком, единственным близким и дорогим. Она и так помогала ей чем могла: бегала за продуктами и в аптеку, прибиралась в ее квартире, несмотря на яростные возражения хозяйки. Стирала и гладила, иногда готовила, хоть Ниночка была крайне неприхотлива: чай, бутерброд и печенье – вот и весь рацион.

До поры до времени Нина Васильевна еще справлялась, но с каждым днем было все тяжелее. Здоровье ухудшалось, болезнь прогрессировала, боли и немощь усиливались, а перспектива не радовала – брать сиделку или уйти в интернат? В интернат не хотелось, и это очень мягко говоря. «Лучше сразу на кладбище», – плакала Ниночка. А вот вариант с сиделкой рассматривала.

Родни у нее не было, завещать квартиру было некому, а если попадется хорошая честная женщина – почему бы и нет? На тот свет не прихватишь. И если этой женщиной окажется Танечка, и если они уживутся… А они уживутся, Нина Васильевна не сомневалась – Таня чудесная, тихая, милая, ни одного лишнего слова, ни одной глупости, к тому же аккуратная, ответственная и наверняка честная. Еще Таня любит читать, а всех тех, кто читает, Нина Васильевна уже обожала. Всю жизнь среди книг – спасибо мамочке, сообразила дать больной дочке профессию.

Танечка – человек тяжелой судьбы, она совершенно одинока, и в этом они с Ниной Васильевной похожи.

– Подумай, – мягко сказала Нина Васильевна. – Я ни на чем не настаиваю. И обещаю тебе не превращаться в злобную и противную старуху! Честное комсомольское!

Таня растерянно улыбнулась:

– Ну что вы, Ниночка Васильевна! Вас в таком заподозрить трудно.

А что, взаимовыгодное сотрудничество. Девочки в парикмахерской считали, что Тане сказочно повезло – сколько протянет бабка? Год, два, пять? Да какая разница. Главное – перспектива. Квартира. Крошечная: комнатка в четырнадцать метров, кухонька в пять, ванна сидячая, прихожки, считай, нет, но все равно счастье – во-первых, центр, Красная Пресня. А во-вторых, и в-главных, своя квартира в Москве! Да не на окраине, не в хрущобе.

Приезжие девочки зависти не скрывали: «Передумаешь – мы согласны. Будем твою старуху в задницу целовать. Нет, ты совсем дура! Вы посмотрите – она еще думает».

Думала, мучилась: ведь это сделка, расчет. Разжива, как говорила Дуня.

Звучит ужасно, но… Если об этом не думать, если повернуть по-другому, Таня ухаживает за дорогим ей человеком, помогает той справиться, выжить. Труд это тяжелый и неблагодарный, старики капризны, упрямы, настойчивы, нет пожилого человека с легким характером, а уж тем более если одинокий и больной. Да и физически это непросто – Нина Васильевна практически неходячая больная, не грузная, а все равно тяжелая, поди лишний раз подними!