С видом на Нескучный

Все закрутилось мгновенно: любовь набросилась на них как убийца из-за угла – теперь Таня понимала слова из любимого романа. Лихорадка, озноб, ожидание встреч и звонков, бессонница, слезы, печаль и ощущение огромного, безмерного счастья – вот что с ней было.

Она не видела у Вадима недостатков, он был прекрасен, ее возлюбленный. Только расстраивалась – он не желал понимать ее жизни, злился и раздражался: «Да как это так, Таня? Как ты могла на это пойти, как могла обречь себя на несвободу, как могла так легкомысленно распорядиться своей молодой жизнью?»

Ей приходилось оправдываться. Но и его она понимала – его недоумение по поводу ее несвободы: «Не могу оставить Нину Васильевну, не могу выйти в восемь, а могу только после того, как накормлю и уложу, не могу в понедельник, потому что придет врач». И еще сто тысяч «не могу» и «извини, не получится».

Она и вправду чувствовала себя пойманной, бьющейся о прутья клетки птицей.

В тот год она впервые сдала Ниночку в больницу. Решиться на это было непросто, помнила свое обещание «никогда и ни при каких условиях», но сдала, отдала.

Отводила глаза, суетилась, собирала вещи, приговаривала, что это необходимо, что это ненадолго, что время пролетит как миг, а посмотреть в глаза ей не могла. «Скорая» уехала, а Таня в изнеможении опустилась на стул и заплакала.

Да нет, ничего такого, пожилые люди часто попадают в больницу. И это не ее решение, это рекомендация врачей. Вроде все так, но почему так паршиво на сердце? И почему такая тоска?

Ничего, быстро отвлеклась. Пришла в себя и повеселела – позвонила любимому и сообщила, что свободна – до пятницы.

– До пятницы? – не понял он. – Сегодня же четверг. А, до следующей!

Почему-то она сникла, скисла:

– Это из мультика про Винни-Пуха. Не помнишь? Да ладно, какая разница.

Назавтра, в пятницу, рванули в Питер. А там все окончательно прошло, никаких тебе мук совести, потому что снова счастье, снова одно сплошное счастье, какое-то безразмерное, необъятное. Разве такое бывает? Выходит, бывает. И Невский бывает, и Петроградка, и стрелка Васильевского, и Русский, и Эрмитаж, и пончики, они же пышки, и песни уличных музыкантов. Они подпевали. Конечно, подпевали, еще бы!

– Странно, что ты знаешь слова, – сказал он.

Она удивилась:

– Почему странно? По-моему, нормально, мы же из одного поколения.

Он стушевался и что-то забормотал, а до нее дошло, что он имел в виду, – для нее странно, для девочки из деревни. Для сироты убогой. Где она – и где все они, эти питерские центровые, лохматые, образованные ребята, и он, московский парень?

Там, в Питере, Вадим сделал ей предложение. От счастья из глаз брызнули слезы: «Неужели это происходит со мной? Со мной, сиротой из деревни, никому не нужной и никем не любимой, со мной, считавшей, что жизнь моя не стоит копейки, моя ничтожная, мелкая, скучная серая жизнь? И этот сероглазый красавчик, избалованный московский мальчик из небедной семьи, мой Вадим, мой Вадька, мой самый нежный и самый прекрасный, мой друг, мой любовник, мой… всё! Он рядом, он любит меня и зовет меня замуж? Нет, невозможно. Это сон».

Три года безмятежного счастья. Три года любви, страсти, вранья и побегов из дома.

И страшных мыслей: «Когда же? Когда это закончится, когда я буду свободна?» И раздражение, и злость на несчастную, ни в чем не повинную старуху. И ненависть к себе: «Как я могу, как я дошла до этого?» И участившиеся ссоры с любимым, вдруг ставшим таким раздражительным и таким нетерпимым.

А Нина Васильевна все жила. Болела, страдала, твердила, что устала, хватит, надоело, но распоряжаются этим не люди, не Нина и Таня, а кто-то другой, тот, кто на самом верху, тот, кому это подвластно.

Но постепенно, шаг за шагом, их отношения с Вадимом совсем расстроились, и о свадьбе он больше не заговаривал. Таня чувствовала: он избегает ее. Да и как можно было это не почувствовать? Их встречи стали совсем редкими, он отдалялся от нее, она его раздражала.

А потом он пропал. Она звонила, ей отвечали, что он в командировке, отвечали раздраженно, а однажды женщина с металлом в голосе попросила их больше не беспокоить.

Таня разрыдалась:

– Как же так? Вы знаете, что мы должны пожениться?

– Пожениться? – усмехнулась женщина. – Милочка, вы опоздали! Месяц назад, ровно месяц назад, Вадик женился! А вы разве не в курсе?

Таня молчала, словно парализованная. Горло сдавила стальная проволока.

– Вы меня слышите? – переспросила женщина. Кажется, в ее голосе даже проскочило сочувствие. Или Тане показалось? Впрочем, какая разница. Жизнь все равно закончилась. Началась и закончилась, точка. Как быстро, однако! Как говорила когда-то Нина Васильевна, есть люди, которым предписано одиночество. Люди, не предназначенные для счастья. И она, Таня, среди них.

Через полгода умерла Нина Васильевна. Как сказала бы Дуня – отмучилась. Таня делала все что могла и как могла, заглаживала свою вину перед ней.