С видом на Париж, или Попытка детектива

Астрономический календарь, о котором постоянно говорит Матвей, — его настольная книга. Цифры, таблицы, карты… В разделе памятных дат этого года скупо пересказаны судьбы людей, «внесших значительный вклад в развитие астрономии». Имена их осели на видимой и невидимой сторонах Луны. Грустно, что на Земле для их имен не нашлось места. Может быть, и Матвей внесет когда-нибудь «заметный вклад», и фамилия его улетит далеко ввысь, как душа человеческая, чтобы поселиться около лунного кратера или сухого моря.

Через два дня я собирала землянику уже одна. Уходила я рано, поставив на стол для спящих детей завтрак, возвращалась в полдень — жара и мухи выгоняли меня из леса. Мне бы угомониться, не оставлять ребят одних без присмотра, но это было свыше моих сил. На полке уже стояло пять трехлитровых банок консервированной земляники — стакан ягод, стакан сахара — все перемешать, перемять деревянным пестиком…

Земляника, залог здоровья, нужна моим друзьям и родственникам. Я воочию вижу, как примет прозрачными руками землянику бабушка Даша и, счастливо ахнув от непомерной тяжести банки, упадет в кресло. Бабушка Даша стара и слаба, я езжу к ней три раза в неделю — приготовить, убрать, постирать. Ехать приходится с тремя пересадками, в какой бы день я ни приехала в Ясенево, автобус приходится брать приступом, на этой линии всегда час пик.

В квартире у бабушки Даши тишина и покой, старый приемник — вечный друг — наигрывает что-то из классики. Бабушка бела, как мел, только голубые глаза украшают лицо и еще седые косы, сложенные на затылке в вечно рассыпающийся узел. По утрам она долго расчесывает свои прекрасные волосы, и всё в доме — книги, одежда — словно прозрачной паутиной, оплетено ее седыми волосами, а сама она — седой ночной мотылек, попавший в плен собственных волос, — закуталась в них, как в кокон. Бабушка Даша обожает землянику. Мне кажется, что сок ее, проникая в старую плоть, окрашивает тело бабушки живым светом.

Земляника нужна мужу. Он не лакомка, он сыроед. «Сыроедение — основа здоровья», — твердит он, но мне кажется, что, вменив себе в рацион вымоченную в воде овсянку и тертую морковь, он не столько заботится о здоровье, сколько «позу корчит», как говорит бабушка Даша. Живя в типовых домах, люди сами боятся быть типовыми, каждый ищет свое лицо. От чего помогает сыроедение? «От всего, — поясняет муж, — от насморка и рака, от плохих фильмов, от очередей, от несчастной любви и счастливой тоже, потому что при сыроедении никаких чувств, кроме чувства голода, не испытываешь и все проблемы решаются сами собой». Я понимаю, он шутит, но я не понимаю, почему после двадцати лет брака человек начал умерщвлять свою плоть и думать о любви. Какая любовь, если есть я и взрослый сын? Но муж думает, и свидетельство тому — неожиданные телефонные звонки, длительные вечерние отлучки и какие-то мужские гаражные дела. А может, это я все придумала? Куда он денется? Бог с ним, пусть недоедает!

И еще земляника нужна моим подругам. В нашей тихой проектной конторе немного работы, остряки говорят, что у архитекторов вечное чаепитие, за которым мы, как Болванщик и Мартовский Заяц, выясняем, как можно убить время. На самом деле это не так, во время чаепития, и за кульманами тоже, мы заняты добрыми делами. Мы устраиваем кому-то квартирные обмены, достаем ясли детям, путевки в пансионаты, покупаем дефицитную одежду и ходим в соседний буфет за мясом. Я собираюсь поменять работу, потому что устала от безделья. Если бы не коллектив, я бы давно ушла. В общем, я ходила в лес как на работу.

Но через неделю ко мне сам собой пришел вынужденный отдых, меня выжила из леса гроза. На деревню обрушился ливень. Старые бочки, поставленные под водостоки, переполнились водой. И она, пенясь, била через край. В грозу домой прибежала из стада соседская корова Дочка, мычала, требовала что-то, теребя злыми губами мокрые зонтики трав.

После такой грозы в лес идти бессмысленно, вся ягода побита дождем. Ну и хорошо, и пусть. Надо наконец постирать и полы перемыть во всей избе, благо дождевой воды вдосталь. И как раз среда, день завоза в магазин хлеба. Еще пора вслушаться в пульс дома, узнать, чем он дышит.

Важное слово «дом» — это дряхлая изба, купленная два года назад с двором и палисадом. А также с рекой и лесом — это уже бесплатно. Дети, оказывается, уже пустили корешки в сельскую жизнь. У них появились новые друзья, с которыми Юрка тут же затеял торговый обмен, разговоры их мне стали непонятны, и места в освоенном пространстве были мне неведомы: «старая груша, где ручей», «белая глина за каменоломней», какой-то «синь камень» и «баринов пруд». Все трое были оснащены местным оружием, неблагозвучно называемым «сикалкой» (ударение на первом слоге). Это трубка из стебля «дикой барыни», снабженная поршнем. Дети набирали воду из бочки и с визгом обливали друг друга сильной струей.