С волками жить

— Фрукт, вообще-то какая-то причудливая помесь яблока, груши и дерева коки, насколько мы знаем. Перуанский. Очень ням-ням.

Томми тихонько фыркает носом.

— Ага, поскольку Гран-тур[16] пришлось временно отложить до поступления к нам второго миллиона, Джерри тут кругосветно питается.

Его тон ее раздражает.

— Ну а зачем и дальше пробовать все те же старые скучные вкусы, делать все ту же старую скукотищу?

— Не знаю, — отвечает Томми. — Зачем?

— Ох ты ж. — Она пинает его под столом.

— Ты уголь не забыл? — осведомляется Ро. — Стакан Уайли замирает в воздухе. — Черт бы драл, Уайли, я же попросила тебя не забыть. Ну давай, только недолго. Мы тут уже проголодались.

— С тобой Томми может съездить, — объявляет Джерри.

— Намек ясен, — говорит Томми.

По пути наружу Уайли загребает горсть чипсов.

— Ммммммм, — бормочет он через плечо, — хорошие начо какие.

Транспортное средство — «Джип-Чероки» 87-го года.

— А бейсболки нам не полагается надевать? — бородатая шуточка Томми. Ему трудно представить себя в такой машине, и он не может понять, почему Уайли, которого он знает не хуже других, хочется, чтобы его в такой видели, почему он очевидно такой радуется, а иногда и готов ездить на этой штуковине на работу, ради всего святого. Курьез, да и только.

Проезжаемые улицы тихи, ухожены, как и газоны, жилища, люди. Радио настроено на популярную ФМ-станцию: классический рок, непрерывный час «Жара в жестянке»[17]. Уайли невозмутим за черными солнечными очками. Томми развертывает другой захватывающий сценарий: на сей раз — Тони Пёркинз в роли сумасбродного доктора Губилла, который случайно обнаруживает крэк, курит его, естественно, затем бросается бесчинствовать в порнографическом уличном буйстве траха и рубки, какие редко увидишь что в околотках, что в категории Р[18].

— Но он же уже спятил, — отмечает Уайли. — Даже когда нормальных играет. Только в глаза ему глянешь — и любой, кроме полного идиота, определит, что там живет и кто-то другой.

— Допускаю, — признает Томми, — поэтому, возможно, элемент напряженности немного прокис. Но все равно занятное произведение.

Уайли это кино не смотрел, не знает, станет ли, он в последнее время старается снизить дозу.

— Ага, ага, — говорит Томми, — не думай, что я раньше не слышал всего этого, это гадкая привычка, ну да, трата времени, ну еще б, но тут либо сидишь перед ящиком, либо разговариваешь с Джерри весь вечер.

— С Джерри можно и кое-что другое делать.

— Да, но по ящику-то у них куда лучше получается.

Стоянка «Еды-и-Топлива» — бешеный рык легавых, машин и вращающихся мигалок, и страх любопытного притянут, как водится, к центру, где б ни возник он, сборище наших дней на ободе ужасного, удовлетворенный взглядец украдкой в дымящийся кратер, удивительно, что такое может быть настолько великолепным — и так близко. Полицейские патрульные крейсера сидят, брошенные в противоположных углах, дверцы висят нараспашку, рации кудахчут, как птицы в клетках. Между исцарапанными мусорными контейнерами желтая лента, трепеща вверх тормашками в отпечатанном повторении «МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРОХОДА НЕТ», расчищает участок вокруг входа в магазин. Посреди этой росчисти довольно небрежно на заляпанном газировкой цементе с лепниной жвачки — очевидно хорошо попользованный художницкий брезент. Под тканью — тот зуд, который тесный полукруг глаз никак не может расчесать вволю, — покоится тело, его присутствие подтверждено высовывающейся парой потертых «найков», носки прискорбно воткнуты в землю, толстые зеленые шнурки вольно болтаются и не завязаны, камешки серого гравия впились в резьбу подошв, подробность эта увеличена до откровения близости, с каким Томми вдруг становится неуютно. Чувства его в этот миг слишком уж запутаны и пристальной экзаменовки не выдержат. Уверен он только в одном: должно быть, выглядит он до невероятия глупо, оказавшись в капкане этой толпы, разинувши рот, как турист только что с автобуса. Он придвигается поближе к Уайли.

— Это кровь? — шепчет он.

— Где?

— Возле его головы.

Легавый, который на вид был по крайней мере на десятилетие моложе Томми и щеголял с такими бачками, каких тот не видал на живом человеке лет двадцать, перехватывает его взгляд и смотрит прямо внутрь так же легко, как будто проверяет содержимое кипящей кастрюльки; отворачивается, очевидно развлекшись тем, что обнаружил там. Томми заливается стыдным румянцем.

В магазине полицейские в мундирах и следователи убойного отдела в модельных костюмах погружены в угрюмую беседу с отягощенным прыщами мальчишкой в красном фартуке и бумажном колпачке. На лице его напоказ выставлены потусторонние черты того, кого только что неожиданно сфотографировали со здоровенной вспышкой.

— Что случилось? — громко осведомляется Томми.

— Не знаю, — отвечает соломенновласая женщина в футболке «Металлики», прижимая к себе двоих маленьких детишек. Она не удосуживается обернуться. — Кого-то застрелили.

Томми налегает Уайли на ухо.

— Как думаешь, он черный? — Из-под покрывала не высовывается никаких зримых участков кожи.

Уайли просто пожимает плечами.