— Не знаю, в этой стране трудно отличить извращенцев от просто любопытных. Кто на нас только ни смотрел, как только мы сошли с самолета в Джакарте? Хочешь быть знаменитой, хочешь внимания масс? Наслаждайся.
— Но эти люди смотрят на нас не потому, что знают, кто мы такие, а потому, что не знают. И я не чувствую себя прославленной, я себя ощущаю образцом на предметном стекле.
— Ура Голливуду[104]
.Суденышко пыхтело, грохот его машин без глушителей помогал расчищать путь через туман в гавани. Течение, скользившее вдоль борта, было серым и маслянистым, словно вода от мытой посуды, и несло от него по́том, мусором и человеческими отходами — подспудным ароматом издыхающих форм жизни. Проплыли мимо громадного японского танкера, откуда сонный член экипажа, вытирая полотенцем волосы, уставился на них сверху с выражением веселого благодушия. Зигзагом прошли между приземистыми угольными баржами и дрейфующими плотами, заваленными пирамидами массивных бревен твердой древесины с их грубым, потрясенным видом только что сваленного леса. Вдоль берега теперь, постепенно проступая из редеющего тумана, тянулись ряды убогих хижин на паучьих лапках опор и дома-лодки с драными вехотками вместо занавесок, ручные лесопилки и плавучие доки, каждый со своим полукругом зализанных баркасов носами наружу, словно эллиптические деревянные лепестки. На грязном берегу прерывистой чередой начали собираться люди, рты белы от пены — они энергично чистили зубы речной водой.
— Вынуждена признать, — сказала Аманда, — что мне впервые начинают закрадываться серьезные сомнения.
— Насчет этой поездки или насчет того, чтобы стать знаменитой? — невинно уточнил Дрейк.
— Насчет брака с тобой, осел. — И руки ее проникли ему под рубашку, защекотали ребра.
— Осторожней, — прошипел он, стараясь сдержаться и не расхохотаться, отбиваясь от нее. — Ты себя ведешь, как самый настоящий западный варвар.
Она огляделась. Справа от нее двое неулыбчивых мужчин прервали шахматную партию, чтобы получше рассмотреть эту невоспитанную иностранку. Слишком уж много лиц обратилось в их сторону. Она бодро улыбнулась им в ответ, затем устроилась поудобнее среди своей клади, стараясь представлять собой как можно более незаметную мишень. Бремя бледной кожи. Эта мерзкая история притом.
Дрейк спрятался за обложкой своего вездесущего путеводителя «Индонезия сегодня».
— «Среди пекитов верхнего течения реки Кутай, — вслух начал читать он, — смерть — событие неестественное. Вызывать ее можно лишь колдовством или насилием, и, когда она происходит, за нее следует отмстить, иначе уменьшится дух народа».
— Давай не сейчас, Дрейк.
— «Через три дня после кончины смятенная душа наконец отыскивает путь из лабиринта тела и выходит наружу через рот в виде местного насекомого или птицы».