Старик-трактирщик сидел на завалинке, привалившись спиной к нагретой за день глиняной стене. Трактир был выстроен близ развилки у старого каменного моста. Навес у входа, увитый замиренным виноградом, давал приятную тень. Вокруг красноватых кистей винограда, еще полностью не убранных, вились дикие пчелы. Вечерело. Сквозь распахнутую створку ворот в высоком заборе старик наблюдал за небольшим караваном из двух телег, который неторопливо прополз по мосту и свернул на дорогу к трактиру. Торговцев сопровождал всадник на крысухе.
«Хорошо-то как, – вдруг подумалось старику. – Хорошо жить, встречать день за днем, сколько бы там их еще ни осталось».
– Здрав будь, Епифаныч! – Трубный глас подъехавшего всадника вывел пожилого трактирщика из задумчивости. – Угостишь ли товарища старого своим знаменитым первачком?
Подъехавший мужик соскочил с радостно зашипевшего животного, поскреб натертый в дороге зад и шагнул к хозяину.
– А отчего не угостить гостя дорогого, – хитро прищурившись, поднялся с завалинки старик. – Проще пареной репы, кхе-кхе. Вижу, Сафон, хорошо идет торговля? Вон и плащик новый, и душегрейка богатая. Шипострел, гляжу, прикупил. А с тобой там кто? – Трактирщик кивнул в сторону подъехавших телег, запряженных гнедыми лошадками.
– На торговлю не жалуюсь, спасибо. Товар твой раскупают исправно. А со мной сыновья. Решил их к делу пристраивать, пора уж. Мир показать, да и с тобой зазнакомить.
– А и то дело, – старик засунул большие пальцы рук за опояску. – Петро, Егорка!
На крик из корчмы выскочили два паренька.
– Сынки, давайте-ка, помогите гостям с лошадками, а мы пока с Сафоном по чарочке примем.
Трактирщик пропустил гостя вперед, и оба зашли во внутреннюю прохладу.
– Ну что, с тебя история, да чтоб не слыханная мной, – Епифаныч, покряхтев, устроился на скамье близ входа.
Сафон расположился за столом напротив. Как по волшебству, появилась хозяйка, светловолосая женщина в простом домотканом платье. Красивое лицо ее почти не портил небольшой шрам на щеке. Споро расставив на столе закуску из соленых огурцов, репы, квашеной капусты, помидоров и зелени, а также глиняный кувшин с двумя оловянными чарками, неторопливо удалилась.
– Ну, будем здравы!
Чокнулись, захрустели разносолами.
– Эх, забористый!
– Давай уж, не томи, рассказывай, – старик внимательно посмотрел на гостя.
Привычный ритуал встречи до сих пор не приелся ни одному из них. Гость огладил густую бородищу, откашлялся и начал:
– Ездил я тут по торговым делам в соседнее селение к мужичку одному, за картошкой. Митрофан Сергеевич, мож, слыхал?
Старик потер лоб:
– Это не тот, которого народ Картофлянычем кличет? Все с картошкой возится, говорит, что лучше ее природа не придумала…
– Да, тот самый, – кивнул Сафон. – Так вот, приезжаю, а его нет дома. Да и дом весь такой покосившийся, в копоти. Я к людям, где, мол, и что? А мне говорят: «Мол, так и так, улетел». У меня глаза на лоб: «На чем? У него же Жар-птицы отродясь не водилось!» «Какая птица, – говорят мне. – Он себе корабль вырастил из картошки». Бают, целый год растил, а потом улетел. На Марс или Луну, а может, куда еще. Так вот – он с тех пор еще не возвернулся. Небось местечко себе получше нашел. Все о принцессах, помнится, мечтал. Может, и нашел тех принцесс – кто ж знает…
– Ой знатно люди брешут, а ты и разносишь по весям.
Выпили и по второй.
– Я так смекаю, все было проще пареной репы, – крякнул Епифаныч и отер губы рукавом. – Слыхал я об этом Картофляныче, мир его праху. Полагаю, что решил он самогон гнать из картошки, да разве, мечтая о прынцессах, что-нибудь стоящее сделать можно? Вот задумался, не то да не туда сыпанул, порядок заведенный нарушил – тут его аппаратик-то и рванул. Да хорошо, говорят. Видели, мол, в ночи аж огненный шар над его домом поднялся. Все село набежало, избу затушили кое-как. Так что до прынцесс только зад его, небось, и долетел. А на что прынцессам его зад – поди угадай.
Разлили и по третьей. Вернувшаяся хозяйка водрузила перед гостем дымящееся блюдо с тушеной репой да жареную утку-гадюшку. Некоторое время купец с аппетитом жевал, а трактирщик, знай, подливал в чарки свою знаменитую продукцию.
Скрипнула дверь, и вошли сыновья Сафона.
– Знакомьтесь, этот, что постарше, – отец указал на неулыбчивого, схожего с ним детину, – Иван, а тот, что помладше… – Вперед выступил светловолосый и голубоглазый. – Василь.
Оба степенно кивнули хозяину и, покосившись на висевший в красном углу трактира Крестос, сели рядом с отцом. Засуетилась хозяйка, поднося горшки с кашей из репы, хлеб, молоко крис-козы, пасущейся на заднем дворе.
– Вот младшенький мой все хотел историй твоих, Епифаныч, послушать. Особенно про Дубы Лукоморные и прочие страсти лесные. Охоч он что-то до такого стал. А я, – Сафон поднялся, – пока схожу, посмотрю, как там лошадки да крысуха.
Дожевывая кусок утки, купец вышел.
– Дубы Лукоморные, говоришь, кхе-кхе. Эт проще пареной репы, – старик пододвинул блюдо с зеленью и захрустел луковицей. – Хотя лично не видел. И век бы их не видать…
2. Гораздо раньше и южней