S.W.A.L.K.E.R. Звезды над Зоной

…Картофляники готовила Федоту мать. Не какие-нибудь плоские, унылые, серые, как картон, егерские драники, а именно картофляники – ароматные, кругленькие, как котлетки, поджаристые, с яйцом и с сыром. Стоя на кухне и повязавшись цветастым передником, мать терла на мелкой терке картофель и сыр, выдавливала в смесь пару долек чеснока, добавляла муку, яйцо и соль с перцем. Потом скатывала аккуратные шарики, смазывала маслом свой любимый железный противень, укладывала на него получившиеся котлетки ровными рядами и – в печку на полчаса. По дому скоро распространялся сытный запах жареной картошки и расплавленного сыра. Маленький Федотка, даром что на улице рубился с друзьями в «Витязей и Горынычей», тут же бросал игру и прибегал на кухню, шумно топоча ногами по истершимся половицам. Ему не терпелось открыть дверцу печи и проверить – как оно там? Скоро ли? Мать несильно шлепала баловника по ладошке – обожжется, не приведи Крестос. И вот еще минута, еще, еще… Федотка от нетерпения приплясывал на месте. Живот подводило, во рту скапливалась слюна. Мать тем временем жарила на сковороде золотистые кольца лука, а другой рукой (и как у нее получалось?) смешивала дольки замиренных помидоров со сметаной для салата.

И, наконец, – вот оно! Большое блюдо с синей каемочкой, самое Федоткино любимое, нагруженное румяными картофляниками, посыпанными сверху жареным лучком. Какая у них была хрустящая корочка! Как приятно было переваливать их – сколько угодно, ешь от пуза – в тарелку с салатом! От помидорного сока со сметаной картофляники чуть подмокали, но все равно – до чего же здорово было нанизывать их на вилку и, дуя, обжигаясь, отправлять прямо в рот! А мама улыбается, ерошит светлые Федотовы волосы, и улыбка у нее такая радостная, родная, своя…

…Улыбка их старшого, который упорно требовал, чтобы его величали «егермейстером», была щербатой, желтозубой и мерзкой, как заворот кишок.

– Егерь Колобов!

– Ну, я егерь Колобов.

– Как стоишь?!

– Стою прямо.

– А лежишь как?

– Как? – не понял Федот.

– Аполитично, козлоног тебя полюби! Не там и не с той!

Колобов захлопал ресницами. Лежал он со многими, пойди пойми, о которой речь.

– А лежишь ты, егерь Колобов, – разрешил его сомнения егермейстер, – лежишь ты в кровати Дуньки Репиной, а иначе Евдокии Ивановны, любовницы нашего, матьегозаногу, великого князя и государя всея Белой, Алой и Злой Пущи, Трех Холмов и Пяти Лугов.

Вперив в лицо подчиненного слезящиеся глаза и не обнаружив ни малейших признаков раскаяния, старшой снова заорал лютым басом:

– Чего же ты, Колобов, творишь?! Думаешь, тебе все и дальше сходить с рук будет?

Разъяренное начальство стремительно мерило шагами кабинет.

– Ну сколько тебя можно прикрывать? Своими любовными похождениями ты меня в могилу сведешь к дендроидам собачьим!

Егерь помалкивал, стоя у распахнутого, по случаю теплого денька, окна.

– И зачем ты полез в постель к этой корове тупой? Девок у тебя, что ли, мало? Да нет, много девок, всем бы столько. И как мне быть теперь с тобой?