Часть последняя, или «Вот такие дела…»
В принципе, если бы мы с Вами, мой почтенный соавтор, были последователями Муркока, то после описанных событий гордо написали бы «конец», а в эпилоге отбрыкались бы тем, что еще не известно, что случилось с Элен и Айвеном после падения в бездну. Может, они и не погибли вовсе, а провалились в какое-нибудь сопредельное измерение, где жили долго и счастливо и умерли в один день. Или погибли, но их души переселились в другие тела, чтобы эпохи спустя встретиться и закрутить все сначала, ибо, как учили нас древние, omnia vincit amor et sed prudentiae indicium[4]. Но только мы сами с усами (а я – так еще и с бородой), и как-нибудь обойдемся без Муркока.
…Придя в себя, Айвен долго не желает верить своим чувствам, которые, вопреки здравому смыслу, нагло утверждают, что он жив и здоров. Светит ласковое солнышко, щебечут птички, зеленеет травка, журчит ручеек, а невдалеке пасется Снусмумрик. «Рай!» – расслабленно думает Айвен, особенно когда замечает рядом с собой Элен. Девушка лежит, подсунув руку под голову, без единой царапинки, и еще прекраснее обычного. Герой любуется на возлюбленную до тех пор, пока за его спиной не раздается требовательное покашливание. Айвен оборачивается и в один момент пересматривает свои представления о Рае. Ибо Рай, в котором присутствует Мик Маусс Разноцветный, содержит в своем названии всего две буквы и начинается на «А». И еще там пахнет серой и жареным.
– Хватит на меня пялиться! – неделикатно обрывает поток мыслей принца маг. – Ты жив, хоть этого и не заслужил. Она тоже жива, но пока спит, поскольку нам с тобой нужно покалякать без свидетелей.
Тут Айвен замечает, что Мик несколько изменился. Одежды мага из цвета хаки стали белоснежными, посох вырос на полметра и венчается килограммовым бриллиантом, а талию охватывает пояс, на котором преспокойно висит целехонький Кровавый Мясоруб (когда я пишу «преспокойно», то имею в виду именно это. Меч молчит, как пришибленный, а ведь Айвену, случалось, неделями не удавалось заставить его заткнуться). Сам Мик уже не напоминает дохленького пенсионера, а напротив, выглядит чуть ли не здоровее самого Айвена. Борода его тщательно расчесана, напомажена и надушена, взор – орлиный, да и вообще весь он слегка светится. Айвен решительно отвергает саму идею зрительной галлюцинации и второй раз за произведение задает сакраментальный вопрос:
– Ты хто?
– Конь в пальто! – заносчиво фыркает тот, но тут же смущается и, ковыряя носком сапога землю, тихонько добавляет: – Вообще-то… мы, это… боги…
– Какие еще… – орет Айвен, и тут до него доходит смысл сказанного.
Мик тяжело вздыхает, присаживается рядом с Героем и протягивает ему фляжку, от которой даже в закрытом состоянии разит первачом.
– Белобрюх я, сынок. Ты уж не серчай на старика, так получилось. На вот, глотни…
Айвен присасывается к фляжке, а Мик… то есть Великий Светлый бог Белобрюх, светоч и глава Что-то-с-чем-тоского Триумвирата, начинает свой длинный рассказ.
Внимание!
Ладно, как бы там ни было, а разговор заканчивается только к вечеру, примерно следующим образом:
– Да, пусть я и сжульничал! А ты знаешь, сынок, как надоело за целую Вечность быть только честным и справедливым? То-то. И вообще, истина как гласит? Всегда должно побеждать добро!
Айвен переваривает сказанное и только тут вспоминает, что так и не удосужился до сих пор поблагодарить своего собеседника за спасение их с Элен жизней. Белобрюх отмахивается и заявляет, что все это пустяки. Айвен с девушкой ему, Белобрюху, глубоко симпатичны, да и поработали они, что ни говори, неплохо. Потом бог опускает глаза и признается, что, ко всему прочему, он лично заинтересован в том, чтобы парочка жила долго и счастливо. У них, дескать, народится сынишка, для которого впоследствии у него, Белобрюха, найдется «пустячная работенка»…
Внимание!