С жизнью наедине

Папа обернулся и махнул Лени с мамой, чтобы вышли из автобуса.

— Ничего не скажешь, хорошо придумал, — пробормотала мама и открыла дверь.

Лени вышла вслед за мамой и услышала, как чавкает под ногами грязь.

Обитатели подворья стояли и таращились на них.

Папа обнял маму и Лени:

— Это моя жена Кора и дочь Лени. Девочки, а это Эрл, отец Бо.

— Здешние зовут меня Чокнутым Эрлом, — сказал старик, пожал им руки, выхватил у отца бутылку виски и повел их в дом: — Идем, идем.

Лени с трудом заставила себя войти в тесную темную хижину. Воняло потом и плесенью. Вдоль стен тянулись ряды припасов: бутыли с водой, консервы, ящики с продуктами и пивом, стопки спальных мешков. Пространство у одной из стен целиком занимало оружие. Ножи, ружья, коробки с патронами. На вбитых в стену крюках висели старинного вида арбалеты и булавы.

Чокнутый Эрл плюхнулся на стул, сколоченный из досок от ящиков из-под керосина, открыл бутылку виски, поднес ко рту и отпил большой глоток. Потом протянул бутылку папе, и тот пил долго, прежде чем вернуть бутылку Эрлу.

Мама наклонилась и взяла старый противогаз, в коробке их было видимо-невидимо.

— В-вы коллекционируете военную атрибутику? — робко спросила она.

Чокнутый Эрл отпил еще виски, одним глотком едва не ополовинив бутылку.

— Нет. Это не для красоты. Мир сошел с ума. Приходится защищаться. Я приехал сюда в шестьдесят втором. И уже тогда в Нижних сорока восьми[16] творилось черт знает что. Куда ни плюнь, везде коммуняки. После Карибского кризиса все тряслись от страха. В каждом дворе по бомбоубежищу. Я перевез семью сюда. Мы приехали с одним ружьем и мешком коричневого риса. Думали, что в тайге-то уж будем в безопасности, переживем ядерную зиму, которая того и гляди наступит. — Эрл отхлебнул виски и подался вперед: — Но и здесь житье не лучше. С каждым днем все хуже и хуже. Экономику загубили, бедных наших мальчишек отправили на верную смерть… Это уже не моя Америка.

— Я давно это говорю, — сказал папа. На лице его было написано благоговение, какого Лени прежде видеть не доводилось. Казалось, он всю жизнь ждал этих слов.

— Там, внизу, — продолжал Эрл, — на материке, народ стоит в очереди за бензином, а ОПЕК гребет деньги лопатой и смеется нам в лицо. И неужели вы думаете, что наши старые друзья из СССР забыли про нас после Кубы? Ошибаетесь. Всякие негритосы называют себя «Черными пантерами»[17] и грозят нам кулаками, нелегальные иммигранты отнимают у нас работу. А люди что? Протестуют. Устраивают сидячие забастовки. Швыряют гранаты в пустые почтовые отделения. Шляются с транспарантами по улицам. Но я не такой. У меня есть план.

Папа подался вперед. Глаза его сияли.

— Какой?

— Мы хорошенько подготовились. У нас есть ружья, противогазы, стрелы, патроны. Нас голыми руками не возьмешь.

— Неужели вы правда думаете, что… — начала было мама.

— Еще как думаю, — перебил ее Эрл. — Белого человека ни во что не ставят. Будет война. — Он посмотрел на отца: — Вы же понимаете, Олбрайт, о чем я говорю?

— Еще как. Да мы все это понимаем. А сколько вас? — спросил папа.

Чокнутый Эрл отпил большой глоток, вытер капли с губ и, прищурив слезящиеся глаза, посмотрел сперва на Лени, а потом на Кору.

— Вся наша семья, но уж мы-то сумеем за себя постоять. Чужим мы об этом не рассказываем. Не хватало еще, чтобы народ узнал, где мы, когда ВНМТ.

В дом постучали. «Входи!» — крикнул Чокнутый Эрл. Дверь открылась, и на пороге показалась невысокая жилистая женщина в камуфляжных штанах и желтой футболке с улыбающейся рожицей. Волосы женщина заплела в косички, хотя на вид ей было уже под сорок. Рядом с ней стоял здоровенный мужик ростом едва не с дом. Длинная каштановая челка лезла ему в глаза, волосы на затылке забраны в хвост. В руках у женщины была стопка пластиковых контейнеров, в кобуре на бедре висел пистолет.

— Ладно, пап, хватит людей пугать. — Женщина весело улыбнулась и вошла в дом. Следом за ней юркнула чумазая босая девчушка лет четырех. — Меня зовут Тельма Шилл, я дочь Эрла. Бо — мой старший брат. А это мой муж, Тед. И Мэрибет. Мы ее зовем просто Малышка. — Тельма погладила девочку по голове.

— Меня зовут Кора. — Мама протянула руку. — А это Лени.

Лени робко улыбнулась. Муж Тельмы, Тед, прищурясь, рассматривал ее.

Тельма улыбалась искренне, тепло.

— Лени, ты ведь придешь в понедельник в школу?

— Тут есть школа? — удивилась Лени.

— Ну разумеется. Небольшая, конечно, но, думаю, ты найдешь с кем подружиться. К нам детей даже из Беар-Коува возят. Занятия будут еще неделю. Здесь всегда учебный год заканчивают пораньше: дети должны помогать по хозяйству.

— А где находится школа? — спросила мама.

— На Альпийской улице, за салуном. У подножия церковного холма. В общем, не заблудитесь. В понедельник к девяти утра.

— Мы приедем. — Мама улыбнулась Лени.

— Вот и хорошо. Мы так рады, что вы с нами, Кора, Эрнт и Лени. Бо нам столько о вас писал из Вьетнама. Он вас очень любил. Все хотят с вами познакомиться. — Она подошла к Эрнту, взяла за руку и повела за собой на двор.