Са, Иса и весь мир

– …Магид…, – подсказали ему из толпы.

– …пусть Магид покажет списки, – завершил предложение Иса.

– Ы-ы-ы, – принялся глотать воздух угреватый обвинитель, повторно теряя дар речи.

И вторично ему на помощь поспешил Шимон.

– Тебе сколько лет? – вроде бы и нелогично спросил он Ису. – Ты хоть считать-то умеешь?

– В сезон дождей мне исполнится двенадцать, – невозмутимо ответил тот.

– Вот видишь! – обрадовался кривоногий. – Тебе одиннадцать, а ростом ты – на все тринадцать, а то и четырнадцать. Смотри, на полголовы выше сверстников.

– И что из того?

– Да то, что ты – не такой, как все реи, – хитро прищурился Шимон. – Мы все коренастые и плотные, – повёл он руками по сторонам, где толкались мальчишки. – А ты – долговязый и худой. Мы все, как один, черноволосые, а ты – какой-то…срыжа. У нас глаза чёрные или карие, а у тебя – какие-то…противно-белёсые…Зелёные, ли чо ли…Не разберёшь…

Собравшиеся озадаченно загалдели, потому что в этой части кривоногий сказал, точно в воду глядел. Ну, разве что, покривил душой на тот счёт, что глаза у «малого» противные. А в остальном он не погрешил…Потому на поляне снова наступила тишина.

– Ну, каким Господь создал, – пожал плечами Иса.

– Да не Господь тебя создал, – восторжествовал Шимон, шакалом чуя поживу, – а какой-нибудь греческий Зевс! Гы-гы-гы…Ну, допустим, не Леопард твой отец…Дык, ты сам-то назови его…Кто он? Где он? А? Чё? Сглотил чёрствую лепёшку? Гы-гы-гы…

Кривоногий ударил Ису в самое незащищённое и больное место в мальчишеской душе. По существу-то парировать его подлый удар было нечем. Ибо не мог Лучик назвать обычного земного папу, как другие. Но мальчишеское сообщество, меж тем, ждало отклика с его стороны.

– Я…Я сын Всевышнего Нашего, – наполовину прикрыв глаза и собрав в кулак всё своё мужество, заявил Иса.

– Чего-чего? – выпучил глаза Шимон.

– Мой Отец – Господь, – преодолев психологический барьер, уже без колебаний и твёрдо глядя на кривоногого, повторил мальчик.

Иса сознавал, чем он рискует: одно дело, сказать, что тебя создал Господь, что ты – сын Божий; так вообще принято говорить в быту. Однако, история совсем иного рода, объявить во всеуслышание, что твой Отец Всевышний…То есть, что ты – часть Самого Бога. Что ты – Богочеловек. Что ты – не такой как все. За это могут и обличить как богохульника, и побить камнями…Но Иса был готов и к такому исходу, ибо свято верил, что в минуту испытаний Са не оставит его. И всем маловерам даст Божий знак того, кто Его Сын!

Вот только маленький романтик оказался вовсе не готов к тому, что произошло дальше.

Шимон и Магид, услышав его фантастическую заявку, переглянулись и…дружно загоготали. А вслед за ними захохотали и остальные. Даже Уда Изриот смеялся и тыкал пальцем в сторону Исы, будто показывал на ишака, как это делал минутой раньше Шимон.

– Вы поняли? – оторжавшись, заорал Магид, снова пришедший в себя. – Поняли, что это нечестивец?! А?…И чтоб больше никто с ним не играл! Поняли? А не то!…Вот ты понял? – ткнул он пальцем в грудь подростка, ковырявшего в носу.

– Понял, понял, – поспешно заверил ковырятель, оставляя ноздрю в покое.

– Что ты понял?

– Он – нечистый. И я с ним никогда больше играть не буду.

– А ты? – двинулся по кругу угреватый дознаватель.

И каждый, к кому подходил Магит, соглашались, что Иса – чужак, с которым грех общаться. Даже Уда Изриот, которого никто за язык не тянул, по личному почину вдруг выкрикнул: «Магид!…Магид! Шимон! Я с ним тоже не хочу знаться. Он инакий. А орешки я таперя толкать не стану». И ни один человек не подал голос за Ису. Никто за него не заступился.

– Ну, чё стоишь, не понял, что ли? – завершая процедуру остракизма, окрысился на Ису Магид под всеобщее гнетущее молчание. – Ты проходимец! Пшёл вон!

– …Э-эх, вы! – выдержав паузу, бросил презрительно Иса пацанам, как в пустоту, поскольку никто из них не смотрел ему в глаза. – Я что, нарушал правила? Я что, обманул кого-то? Нет. Всё делал по-честному. А вы со мной так…А эти…, – кивнул он в сторону троицы богатеев. – Да Шимон за римлян воевал…Не за Рею…А вы перед ними…пресмыкаетесь…

И Иса, не опустив головы, развернулся и направился с поляны прочь. Куда глаза глядят.

– Пшёл вон, проходимец! – под гогот Магида и Шимона, собачонкой из подворотни выкрикнул ему вслед, тряся брыластыми щеками, Маруф.

Так последнее слово осталось за слюнявым ничтожеством. Изгнание состоялось.

3

Иной раз события так меняют внешность человека, что про него говорят: «Да на тебе лица нет!», «Ты сам не свой!», «Не в себе!». Вне всякого сомнения, Иса находился именно в таком состоянии, когда он пришёл домой. Потому что мама, взглянув на него, испуганно воскликнула: «Исочка, сын мой, ты ли это?» В первые мгновения она узнала его; скорее догадалась по фигуре, походке и одежде.