Саалама, руси

— Куда поедешь? Ты хоть понимаешь, что это такое?! — Валеев негодующе всплеснул руками: — Что ты рассчитываешь там увидеть?

Ливанская улыбнулась. Не так уж много врачей готовы бросить все и отправиться в Сомали, в рассадник заразы и оголтелого исламизма, где двадцать лет идет гражданская война.

— Вот поеду и посмотрю, — девушка вдруг взяла его за руки. — Просто пожелайте мне удачи.

Гадетский перегнулся через ее плечо и посмотрел в иллюминатор: самолет медленно выруливал на взлетно-посадочную полосу. Рейс запаздывал не катастрофично, минут на двадцать-тридцать, значит, в Каире они пересадку совершат спокойно, а оттуда — в Эфиопию. И там уже местным рейсом на Могадишо. Он мысленно прикидывал часы и минуты: во сколько он увидит Сомали; будет ли там день или ночь; сколько времени они будут ждать транспорта; сколько времени добираться; и когда увидят госпиталь — его первый африканский госпиталь.

— Интересуетесь? — Вероника Петровна проследила за взглядом юноши. Он смотрел на фотографии. Врачи, палаточный госпиталь, пустыня, пальмы и верблюды. Еще молодой отец Кирилла улыбается, обнимаясь с людьми в хирургических пижамах и больничных халатах.

— А как люди попадают туда? Почему едут?

Сомали. Могадишо. 15:35.

Головы впереди идущих людей закрывали обзор. Андрей шел первым, Ливанская — следом. Наконец, он добрался до выхода, но обернулся, едва выглянув наружу.

— А где аэропорт?

— А это и есть аэропорт, — женщина улыбнулась, легко подтолкнула его в спину и ступила на шаткий скрипучий трап. Жаркое палящее солнце горело над бесконечной серой пылью. Было тепло.

Необъятная пустошь расстилалась, сколько хватало глаз, по крошащейся бетонной змейке взлетно-посадочной полосы к самолету бежал длинный сомалийский парень, чем-то неуловимо напоминающий их Абдиса, и кричал:

— Саалама, саалама, руси.