Саамский заговор (историческое повествование)

— «Да уж приходящего ко мне не издену вон!» — в тон гостю с облегчением произнес Алексей Кириллович. — Кого, думаю, Бог послал, а это наш преподобный Димитрий, в пустынях подвизающийся, постник и молитвенник…

— Истинно так, Алексей Кириллович, и пощусь, и молюсь за вас, нехристей…

— Входите же, Дмитрий Сергеевич, входите, — Алдымов пропустил гостя и, прежде чем закрыть дверь, выглянул на улицу.

Одинокий фонарь у магазина Рыбторга, не пробивая окружающую темноту, радужным ореолом высвечивал снег, летящий сквозь световой круг.

— Земотдел… Срочно… Карты ягелевых полей по Семиостровью, Чалмны-Вааре… Отчет по селекции… Тысячу извинений, Алексей Кириллович, в «Доме оленевода» ни одной свободной койки, даже диванчика в коридоре свободного нет, об «Арктике» и говорить нечего… — отряхивая снег с валенок и дохи из волчьих шкур, продолжал извиняться Саразкин.

— Давайте сюда ваши «фитоценозы», — приговаривал Алдымов, забирая из рук Саразкина футляры с картами и баул с пожитками.

— Вижу, у вас свет в окошке… Вы мое спасение. Мы должны были, самое позднее, часам к восьми-девяти прибыть, а на Тайболе такая пурга поднялась… Там всегда задувает, место высокое, а тут и нос не высунуть. Пришлось ждать, пока заряд пройдет… Знаю, как вам гости досаждают, но я только до утра. Брошу доху где-нибудь в уголок… — не выпуская снятую доху из рук, Саразкин вошел из сеней в кухню.

— Ну что ж вы такой церемонный? Пришли, и слава Богу. Может быть, вас-то мне как раз и нужно. Когда мы последний раз виделись?

— Месяца два, нет, больше, где-то в середине октября я у вас квартировал.

— Вот видите… Уже полтора месяца, как гости нам не досаждают… Как Серафиму Прокофьевну арестовали, только саамы еще по старой памяти заглядывают, а больше никого. — Алдымов прямо взглянул на гостя.

— Я не понял… Я не ослышался?.. — опешил Саразкин. — То есть как?.. Серафиму Прокофьевну?.. Какое несчастье…

— Сколько раз я уговаривал вас перебраться в Мурманск, поближе к цивилизации, а теперь вижу, что жизнь Робинзона имеет свои преимущества.

— Что-то связанное с работой? Медицинская ошибка?

— Насколько я понимаю, к работе ее арест отношения не имеет. Все мои попытки хоть что-то прояснить упираются в глухую стену. Так что я, Дмитрий Сергеевич, хотя и рад вас видеть, но должен сразу же предупредить: наш дом нынче на подозрении. — Алдымов выжидающе посмотрел на опешившего гостя.

— Алексей Кириллович, дорогой мой друг, — гость вылез из глубоких, вышеколена, валенок и поставил их у входа, оставшись в цветных толстой поморской вязки носках.

Алексей Кириллович был удивлен: Саразкин никогда к нему подобным образом не обращался. У них были давние добрые отношения, исполненные уважения, но исключительно деловые. Алдымов предлагал, и неоднократно, Саразкину переехать из Краснощелья в Мурманск, где геоботанику нашлось бы работы куда больше, чем чертить карты ягельных полей совхоза. За настоятельными приглашениями в Мурманск было и нескрываемое желание чаще видеться, больше общаться, но ни брудершафтов, ни дружеских признаний меж ними не было, и вдруг — «дорогой мой друг»!

Саразкин подошел, взял Алдымова за обе руки, словно боялся, что тот не дослушает.

— Ваш дом на подозрении, но не у меня. Если понадобится, я готов засвидетельствовать где угодно… Я знаю Серафиму Прокофьевну и вас семь лет… Простите. Говорю глупость, вас с Серафимой Прокофьевной достаточно знать день, час, вы же с первого взгляда… Господи, что же это такое?..

— В таком случае… Вам все на нашей кухне знакомо. Вот чайник. Вот электроплитка… Вам нужно согреться. А мне, Дмитрий Сергеевич, нужно дописать письмо. Прошу меня простить великодушно. Я должен его отправить завтра утром… это пятнадцать минут.

— Какие извинения… Меня простите, нахала и невежу… Вы к письму. Я — к чайнику. Что Светозар?

— Спит, — подавив вздох, проговорил хозяин дома и вернулся к письменному столу.

15. НОЧНОЙ ВИЗИТ САРАЗКИНА Продолжение

В кругу каждого думающего человека не так уж много людей, с кем можно непринужденно и просто говорить о вещах, лежащих за пределами будничных забот. Встречаясь, Алдымов и Саразкин могли вести разговор так, словно вчера прервали его на полуслове. Иногда, даже после довольно длительной разлуки, они забывали поздороваться, а сразу начинали разговор, словно минуту назад прерванный.

Этого не было у Алдымова в общении с Чертковым.

Там за поверхностью самого простого, даже бытового разговора, на расстоянии одной-двух фраз лежал если не спор, то приглашение к спору, подпитываемое не то чтобы соперничеством, но постоянным желанием Черткова напомнить самоучке Алдымову, что есть наука, есть люди науки, а есть энтузиасты, любители, и смешивать одно с другим не следует. Свое превосходство Черткову приходилось утверждать еще и потому, что Алдымов был на семнадцать лет старше, да и повидал больше.