Саамский заговор (историческое повествование)

Теперь, задавая вопросы, он писал в протоколе все, что нужно было для сурового обвинения, а зачитывал подследственным, не умевшим не то чтобы разобрать его почерк, но и заголовки-то в газете с трудом читавшим, как бы те показания, которые они давали ему в ходе допроса. Выслушав зачитанное, подследственные, кто как умел, скрепляли листы допроса своими подписями-закорючками, после чего они приобретали непреклонную юридическую силу.

Забуксовавшее было следствие, едва не сорвавшее раскрытие саамского заговора, пошло как по смазанным ворванью горбылям.

Суд Особого совещания, в конце концов, тем и хорош, что на нем судебного следствия не проводят, и прения сторон не допускаются.

18. ИВАН МИХАЙЛОВИЧ ФОРМИРУЕТ ПРАВИТЕЛЬСТВО

Если заговор организуется с целью не просто захвата власти, а создания обширного государства, то совершенно логично предположить, что, кроме главы будущего правительство, должны быть уже заранее определены и будущие члены правительства.

Алдымов — президент, здесь все ясно. Он один знает всех, кто будет вовлечен в заговор, он же и готовит свое будущее правительство. Сам же, будучи двадцати одного года от роду, то есть человеком зрелым и отвечающим за свои поступки, Алдымов в 1904–1906 годах примыкал к эсдекам и поддерживал меньшевистское крыло в РСДРП, о чем рассказал однажды почти со смехом. Такие признания добровольные помощники органов сообщают в надлежащем порядке. Записывать тут же неосторожные высказывания не принято, поэтому частенько в донесениях появляются ошибки, так в рассказе о меньшевистском прошлом Алдымова А. К. 1905 год превратился в 1925-й. С этой ошибкой донос и был принят к сведению младшим лейтенантом Михайловым.

Для начала неплохо, но первое время у Ивана Михайловича, задумавшего предотвращение восстания саамов и войны за независимость, никого, кроме будущего президента, в наличии не было.

Выбор у товарища Михайлова был небольшим, даже вовсе никакого выбора не было. Однако упорный труд, изучение ловозерских кадров и некоторые навыки, полученные за годы работы, помогли найти решение.

Можно даже сказать, что временами судьба шла навстречу младшему лейтенанту Михайлову, ему просто везло.

Вторая личность в правительстве — это, конечно, военный министр. В ловозерских тундрах, в селении Краснощелье, спрятав свое прошлое и никого не посвящая в планы на будущее, жил Дмитрий Сергеевич Саразкин, сын третьего и последнего министра просвещения во Временном правительстве Керенского.

Отец Дмитрия Сергеевича был человеком замечательным, с четвертого курса физико-математического факультета столичного университета был выслан за участие в студенческих кружках. После ссылки учиться в столицы не пустили, тогда отправился на юг, окончил сначала естественный факультет в Киевском университете, а потом и медицинский факультет там же. Уроженец села Дощатое из владимирской глубинки, никогда не забывал о своих корнях, что и запечатлел в дарственной надписи на своем труде, поднесенном академику Ивану Петровичу Павлову в день его юбилея. На шмуцтитуле «Судьбы фениоломочевины и оксалиновой кислоты в организме собаки» значилось: «….от Владимирского мужика Саразкина Сергея сына Петрова».

А вот зачем бы сыну профессора, выпускнику Петроградского университета, забираться в такую глушь? Да не иначе как прятаться.

Нет, от прошлого своего не спрячешься! Было дело, командовал Дмитрий Сергеевич Саразкин ротой в колчаковской армии. Чем не кандидат в военные министры?

Оказавшись в колчаковской армии, Саразкин не испытывал к Верховному правителю ни уважения, ни доверия, прежде всего как к военачальнику. Недаром же офицеры вспоминали адмирала Посьета, при Александре Третьем ставшего министром путей сообщения, злосчастным министром. Именно при Посьете количество железнодорожных катастроф росло непомерно. А осенью 1888 года на перегоне между Лозовой и Харьковом под откос полетел царский поезд, погибли люди, тридцать шесть человек. Царская семья и сам император с наследником с грехом пополам благополучно выбрались из-под обломков. Благополучно пережил катастрофу и министр адмирал Посьет. «Если наш адмирал будет таким же полководцем, как адмирал Посьет железнодорожником…» — вздыхали в минуту откровенности сослуживцы Саразкина.

Полководческой славы за Колчаком не было, а его военно-морские «успехи» были у всех на памяти.