Саардамский плотник

Братья и товарищи! хочу я вам сказать,
Что каждому из нас надлежит ведать да знать.
Выстроить дом нужно много затей,
Но выстроить корабль того еще трудней.
В доме человек родится и умирает,
А на корабле, словно птица, весь свет облетает.
Дом стоит на земле,
Корабль плывет по воде.
В корабль же — пробьется вода.
В воде же одни рыбы живут,
А люди мрут.
Когда над грозными волнами,
Над разъяренными водами,
Гонимый страшными ветрами,
Летит под всеми парусами
Корабль, нами сотворенный,
Верный, крепкий, неизменный,
Бережет множество людей,
Отцов, братьев и детей.
Опасность очень велика,
Но храброго моряка
Бережет Бог да наше судно!
Это справедливо, хоть и чудно.
Итак, на этом месте
Помолимся мы вместе,
Чтобы Господь наш труд благословил
И будущих обитателей его хранил.

С этими словами подмастерье снял шапку, все последовали его примеру, и, опустив голову, оратор стал говорить громким голосом молитву из молитв:

— Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли; хлеб наш насущный даждь нам днесь; и прости нам долги наши, яко же и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Твое бо есть царствование, и сила, и слава, во веки веков. Аминь.

— Аминь! — повторили все в один голос. Оратор продолжал:

Теперь, братцы, еще одно слово.

Оно необходимо, хоть и не ново.

Да процветает наше милое отечество!

— Виват! — закричали все плотники.

— Да здравствует магистрат и все купечество!

— Виват!

Песня еще не вся пропета:

Нашему мейстеру многие лета!

— Виват! Виват!

А теперь каждый товарищ и брат

Да закричит другому: виват!

— Виват! Виват! Виват!

Последнее «виват» было громче и продолжительнее прежних, потому что каждый кричал для себя.

Вы знаете, что конец

Всему делу венец.

А коли я не умел договорить,

Так прошу меня извинить.

— Виват Видеманну! Виват! — закричали плотники. — Славную речь сказал! Виват!

Оратор Видеманн сошел с бревна и, когда крики унялись, сказал:

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, посвятим это бревно тремя ударами на заложение нового киля шестидесятипушечному кораблю. Минхер Блундвик, вам, как хозяину, принадлежит первый удар.

Мастер приблизился, снял шапку и, с усилием подняв свой красивый топор, сделал первую зарубку на бревне, но зарубка эта была едва заметна.

— Теперь моя очередь, как главного смотрителя за работами, — сказал оратор и, сняв шапку, сделал вторую зарубку. — Гаарден! — продолжал он. — Теперь тебе, старшему плотнику.

Гаарден хотел уже выступить, но кто–то схватил его сзади за руку. То был новичок, русский плотник.

— Товарищ, — произнес он умоляющим голосом, — уступи мне!

— Тебе? — угрюмо возразил старый плотник. — Молод больно! Заслужи сперва!

— Я уступлю тебе первый месяц своего жалованья, — продолжал молодой человек умоляющим голосом.

— Пошел! — сердито отвечал Гаарден и пошел к бревну.

Михайлов невольно последовал за ним.

Толстый Блундвик слышал просьбу молодого человека и, будучи в веселом расположении духа, хотел услужить ему.

— Пусти его! — сказал он старому плотнику. — Раз можно сделать исключение и пустить младшего вместо старшего.

— Ни за что не пущу! — вскричал Гаарден.

— Гаарден! — строго произнес мастер, — Я приказываю тебе, я, хозяин зтой верфи!

Гаарден отступил, бросив грозный взгляд на молодого человека. На лице Михайлова выразилась радость, он бросил шапку наземь, засучил рукава и твердыми шагами подошел к бревну.

— Да узрит моя отчизна этот новый корабль на своих морях! — произнес он вполголоса по–русски. — И да будет ему прозвание «Царь Петр»! Господи, благослови!

Михайлов перекрестился, замахнулся и нанес такой удар, что чуть не перерубил бревно пополам, щепки так и брызнули во все стороны. Михайлов взял одну из них и спрятал ее в карман. Потом он поднял голову и выпрямился. Все с особенным удовольствием глядели на статного, прекрасного молодого человека, в черных, огненных глазах которого блистали ум и благородная гордость.

Сам Блундвик чуть не снял шапки, взглянув на величественную наружность своего младшего работника.

— Братцы! — сказал последний, — Сегодня вечером я угощаю вас всех. Принимаете приглашение?

— Принимаем! Принимаем! — отвечали все плотники, исключая Гаардена, который не мог простить Михайлову, что он лишил его принадлежащей ему чести.