Сабина на французской диете

Старые добрые нафталиновые имена, вытащенные из шкафа. Она встряхивала их, словно залежавшиеся меха, когда встречала прежних знакомых. Ее старикашку тоже зовут Серж. Не слишком приятная аналогия. Сама Жанна, возможно, находит в ней нечто пикантное.

— Неужели мы и правда едем к тебе? — мечтательно пропела Жанна. В некоторые фразы она вплетала мелодию, если они казались ей важными. — Как часто я вспоминала эти наши с тобой посиделки! Торшер, рюмка ликера, толстый плед, которым мы укутывались…

Ликер пила только она, Тверитинов никогда не любил сладкого. В плед тоже заворачивалась она, потому что ему постоянно было жарко. Ему и сейчас было жарко. Хотя сегодня именно Жанна вела партию, а он стоял на сцене, как идиот, и понимал, что у него не будет передышки, времени для раздумья. Никакого антракта. Сразу финал.

Однако Жанна не давала ему уходить в себя. Она, как никто, умела вовлечь статиста в действие, происходившее на сцене. Она подсказывала ему слова. Она поощряла его так, что постепенно внутри у него разгорелся тяжелый огонь, с которым вряд ли можно было справиться в одиночку.

— Ты по-прежнему держишь чай в жестянке со слонами? — смеясь, спросила Жанна, когда он подал ей руку, помогая выйти из машины.

Рука все еще была в перчатке, и прикосновение перчатки к голой ладони оказалось страшно возбуждающим. Она не собиралась пить чай, и они оба отлично об этом знали. Может быть, шампанское… Потом…

Они прошли мимо консьержа, который почему-то страшно напрягся. Хотел что-то сказать и даже привстал со своего места, но Тверитинов осадил его одним взглядом. Жанна первой вошла в лифт и, как только створки его сомкнулись, обняла своего спутника руками за шею и приникла к нему пылающим ртом. Поцелуй получился длиной в семь этажей.

К тому моменту, когда они оказались наверху, огонь разгорелся с такой силой, что треск сучьев мог услышать кто угодно. Впрочем, на лестничной площадке никого не было, и они принялись самозабвенно целоваться, медленно продвигаясь к двери. Его руки пустились путешествовать по ее одежде, отыскивая застежки и беззастенчиво расправляясь с ними. Ее пальцы распутали узел галстука и потянули рубашку из-под брючного ремня. Потом забрались под нее и отправились путешествовать по его спине.

Тверитинов на секунду отстранился, чтобы отпереть замки, и они ввалились в темную прихожую, продолжая действовать на ощупь и попадая губами, куда придется. Страсть ослепила и оглушила Сергея, поэтому он не сразу понял, что в квартире кто-то есть.

Странные звуки задели его сознание, только когда он почувствовал, что Жанна напряглась и застыла.

— Что? — шепотом спросил он.

— Прислушайся, — тоже шепотом предложила она. — Ты ничего не слышишь?

Тверитинов замер. Откуда-то из глубины квартиры доносилась странная возня и невнятное бормотание. Он мог бы поклясться, что различает в этом бормотании неприличные слова. Потом повисла трагическая пауза, и кто-то громко сказал: «Бэ-э-э!» Стукнула крышка унитаза.

— По-моему, кого-то рвет, — удивленно заметила Жанна.

Она безошибочно отыскала на стене выключатель и зажгла свет. Он озарил прихожую и коридор. В самом начале коридора на полулежала обгрызенная крабовая палочка. Тут же валялась бумажка, в которую она была завернута. Тоже обгрызенная.

— Ты завел собаку? — удивленно спросила Жанна.

Тверитинов в бессильной ярости прикрыл глаза. Он хотел ответить, что завел кое-кого другого, но решил сначала убедиться в том, что не ошибается.

Когда они завернули за угол, глазам их предстала кухня, заваленная мусором. Дверца холодильника была открыта, а вокруг валялись ошметки еды и разорванная упаковка.

— По-моему, к тебе забрался орангутан, — испуганно сказала Жанна.

Тверитинов скрипнул зубами:

— Да. Он съел недельный запас продуктов и теперь его рвет в моей уборной.

Жанна медленно застегивала пуговицы на блузке.

— У кого-то остались ключи от твоей квартиры? — ровным голосом спросила она.

Жар медленно уходил, и под все еще вздрагивающей кучей углей теплился едва заметный огонек.

— Сейчас я их реквизирую, — процедил Тверитинов. — Извини.

Он привел свою одежду в порядок, потому что с вытащенной из штанов рубашкой чувствовал себя дураком.

— Бэ-э-э! — снова донеслось из уборной. Теперь уже громко и бескомпромиссно. После чего дрожащий голос потребовал:

— Давай, давай, скотина, выворачивайся!

— Серж, их там двое! — Жанна схватила Тверитинова за руку. — Может быть, лучше позвать консьержа?

— Не беспокойся, — ответил тот и попросил:

— Позволь, я взгляну.

Свет в туалете не горел, и первое, что Сергей сделал, так это хлопнул по выключателю. После чего распахнул дверь.

Она стояла, склонившись над унитазом — в плаще и одном сапоге с расстегнутой «молнией». Когда вспыхнула лампа, Сабина сощурилась и, глупо моргая, повернулась к нему лицом. Вернее, тем, что должно было носить это гордое имя. И радостно воскликнула:

— О, босс! А я тут к вам в уборную заехала, чтобы вырвать. Вы не против?

Кажется, он был против. Потому что схватил ее за шкирку и вытащил в коридор. Встряхнул и поставил на ноги.