Сабина Шпильрейн: Между молотом и наковальней

Перед моим отъездом к родителям Юнг назначал мне встречи и говорил о своих чувствах ко мне. Мне было приятно слышать его комплименты в мой адрес, когда он рассуждал о том, что счастлив видеть во мне не поддающегося сентиментальности, независимого и свободного человека. При этом он неизменно выражал чисто дружеское отношение ко мне, когда в присылаемых до отъезда в Ростов-на-Дону письмах подписывался не иначе, как «ваш друг».

Но письма, которые Юнг присылал мне в Ростов-на-Дону, были просто бальзамом для моей истомившейся души. В этих письмах он обращался ко мне не иначе, как «моя дорогая», а завершал их порой фразой «с сердечной любовью». Испытывая неописуемый восторг от этих фраз, в то время я не обращала внимание на некоторое несоответствие, имевшее место в его письмах. В самом деле, то «моя дорогая», то «ваш Юнг». К обращению «моя догорая» больше подошла бы завершающая фраза «твой Юнг».

Откуда мне было знать, что Юнг в не меньшей степени, чем я сама, находился во власти противоречивых чувств. Позднее стало очевидно, что, борясь с собственными сексуальными влечениями, он всеми силами стремился не выйти за рамки дружеских отношений. Отсюда его обращение ко мне на «вы», заверения в глубочайшей дружбе и пожелания, чтобы у меня было поменьше бессмысленных целей и связанных с ними болезненных переживаний.

Как я радовалась каждому его письму! Приятно было осознавать, что он находит время для переписки со мной. А когда он признавался в том, что мои письма приносят ему счастье и покой, то я была сама не своя от шальной радости.

В своих фантазиях я обнимала его, прижимала его непокорную голову к своей груди, чтобы он мог действительно насладиться полным счастьем и покоем. У меня не возникало даже мысли о том, что он проводит свой отпуск с женой и, возможно, обретает покой в ее объятиях.

Напротив, когда Юнг писал, что каждый день подолгу гуляет в горах, причем по большей части один, то я рассматривала это как знак его вынужденного одиночества, связанного с моим отсутствием. Мне представлялось, что тем самым он намекает на то, как было бы ему хорошо, если бы прогулки в горах он совершал вместе со мной.

Радость от переписки с Юнгом настолько переполняла меня, что я не могла не поделиться ею со своей мамой.

Кому еще я могла доверить самое дорогое, чем жила в последнее время?

У меня не было близких подруг ни в Цюрихе, ни в Ростове-на-Дону. Поэтому мама была единственным человеком, которому я могла поверить свои маленькие тайны.

Я не только восхищенно рассказывала маме о моем Юнге, но и показывала ей его письма. Подчас мы вместе с ней обсуждали, насколько далеко моя привязанность к Юнгу выходит за рамки чисто дружеских отношений. Я давала маме читать полученные от него письма, а она пыталась рассеять мои сомнения и наставить на путь истинный, чтобы предостеречь от возможных ошибок и последующих страданий.

Нет ничего удивительного в том, что после моего отъезда из Ростова-на-Дону мама вскрыла и прочитала адресованное мне письмо Юнга. Потом, когда она переслала это письмо мне в Цюрих, я оценила ее заботу обо мне и то материнское, нет, не материнское, а чисто женское чутье, которым она, несомненно, обладала.

Мама просила прощения за то, что открыла предназначенное мне письмо от Юнга без моего разрешения. Она бы этого не сделала, если бы не была уверена, что в любом случае я дала бы его ей прочитать.

Письмо успокоило ее, поскольку выражало глубокую дружбу по отношению ко мне. Правда, мама заметила, что эта дружба слегка окрашена чем-то еще. За этим «чем-то еще» она усмотрела возможный конфликт в душе самого Юнга, вызванный, видимо, желанием не позволить чувству любви развиться до такой степени, когда его невозможно было бы подавить. По тону его письма чувствуется, что он устанавливает вполне понятные границы между нами – те границы, которые оставляют простор для подавления чувства любви и в то же время не убивают его полностью. Как выразилась моя мама, если Юнг сможет это сделать, он будет победителем, в противном же случае останется в дураках.

В своем письме ко мне мама также высказала поистине мудрое суждение относительно наших взаимоотношений и возможного направления их развития: