В этом же письме Юнг выразил свое человеческое беспокойство по поводу того, как Фрейд добрался до Вены и не слишком ли его утомила ночная поездка. Он просил мэтра психоанализа черкнуть хотя бы пару слов на почтовой открытке, чтобы сообщить о своем самочувствии, а также просил зарезервировать для него место среди сотрудников нового журнала.
В ответном послании Фрейд поблагодарил Юнга за его дружеское письмо, выразил надежду на дальнейшее сотрудничество и подчеркнул, что для него их дружба останется всегда «эхом их прошлой близости». Затронув различного рода вопросы, в том числе и по содержанию материалов для нового психоаналитического журнала, Фрейд сообщил о предстоящей свадьбе его дочери Софии и передал наилучшие пожелания жене Юнга, что обычно делал раньше, но чего не было в последних его письмах.
Казалось, дружба и сотрудничество между Фрейдом и Юнгом обрели прежние очертания. Однако прошло четыре дня, и все резко изменилось. Находясь вдали от мэтра психоанализа, Юнг вновь оказался во власти раздиравших его противоречий, связанных с переосмыслением своего места в лоне психоанализа и страстным желанием освободиться от чар Фрейда, который признался ему в том, что ему не удалось избавиться от «частички невроза».
3 декабря 1912 года он написал Фрейду письмо, которое, по его собственному выражению, является «дерзкой попыткой приучить того к его стилю изложения».
Уже в начале этого действительно дерзкого по стилю письма Юнг заметил, что к «частичке невроза» Фрейда нужно отнестись с полной серьезностью, так как она ведет, по его мнению, к «изображению добровольной смерти». Фрейд страдал от этой «частички», хотя и не замечал этого. И если бы не было подобной пелены, то Фрейд по-иному отнесся бы к его работе о либидо, которую он не слегка, а очень сильно недооценил, что лишило его возможности понять ее.
Попутно Юнг сослался на книгу Фрейда «Толкование сновидений», где тот признался в собственном неврозе, поскольку приведенное им в начале работы сновидение об инъекции Ирмы есть не что иное, как отождествление с нуждающемся в лечении невротике, что, на его взгляд, довольно примечательно.
Не стоит обижаться на стиль его письма, поскольку, как подчеркнул Юнг, так пишут только другу. И не стоит воспринимать его слова через призму венского критерия эгоистической жажды власти или каких-либо инсинуаций из сферы отцовского комплекса. Приходится констатировать, что многие психоаналитики злоупотребляют психоанализом, стремясь с помощью психических комплексов принизить своих коллег и их достижения. В частности, распространяется вздор, будто его теория либидо является продуктом анального эротизма. «Когда я думаю о том, кто состряпал эту „теорию“, мне становится страшно за будущее психоанализа».
Я хочу от психоаналитиков, заявил Юнг, не ли-бидозного признания или восхищения, а элементарного понимания моих идей.
Данное письмо Юнга было не просто дерзким, но и, несомненно, обидным для Фрейда.
И дело не столько в том, что тот упрекнул его в невротизме, усмотрел в сновидении об инъекции Ирме «отождествление с нуждающемся в лечении невротиком» или допустил неточность (работа «Толкование сновидений» открывалась большим историческим разделом о взглядах различных авторов на сновидения, а не изложением сновидения об инъекции Ирме).
Значительно обиднее было то, что представления Фрейда об анальном характере было названо «стряпней». Причем в своем пассаже о «стряпне» Юнг особое ударение сделал на слове
Подобные упреки едва ли могут быть приемлемы для того, кого называют другом. А главное, от кого их услышал Фрейд? От Юнга, который, описывая свой «пробный» клинический случай лечения методом психоанализа, сам сообщил Фрейду об анальном эротизме пациентки и которому еще в начале переписки по его же собственной просьбе мэтр психоанализа послал свои размышления об этом случае.
Надо сказать, что упреки психоаналитиков в адрес друг друга по поводу их собственных неврозов были в то время нередки. Фрейд и Юнг неоднократно писали об Адлере и Штекеле нечто подобное, причем не стесняясь в выражениях. Сабина Шпильрейн отмечала в своем дневнике с определенной долей юмора, что она, истеричка, полюбила Юнга, психопата. Но об этом предпочитали, как правило, не говорить в присутствии того, кого называли невротиком, истериком, психопатом. Юнг же открыто написал Фрейду о его невротизации.
Какую реакцию можно было ожидать от Фрейда в ответ на столь дерзкое и обидное письмо Юнга?
Реакция Фрейда была на удивление спокойной, хотя и не без некоторой доли сарказма. Через два дня он написал Юнгу письмо, большая часть которого была посвящена деловым отношениям, связанным с затронутым Юнгом вопросом о журнале «Имаго».