Сабина Шпильрейн: Между молотом и наковальней

Моя мечта, писала я Фрейду, видеть их вновь друзьями, творчески развивающими теорию и практику психоанализа. Моя скромная миссия как женщины-психоаналитика – восстановить разрушенный мост дружбы между двумя потрясающе талантливыми мужчинами, способными обогатить науку новыми открытиями. И это не является предательством по отношению к Международному психоаналитическому сообществу, из которого вышел Юнг. Напротив, мою позицию следует воспринимать в качестве того удобного для Фрейда и Юнга рычага, с помощью которого совместными усилиями они смогут привнести в мир человека много ценного и достойного.

Трудно сказать, оказали ли мои рассуждения какое-либо воздействие на Фрейда. Скорее всего, все-таки не то, на которое я рассчитывала, поскольку разрыв его личных отношений с Юнгом обернулся в конечном счете отходом от психоанализа части врачей и ученых. Так, в июле 1914 года Цюрихское психоаналитическое общество проголосовало за выход из Международного психоаналитического сообщества.

Тем не менее, подвергнув Юнга критике в работе об истории психоаналитического движения, в последующие годы Фрейд крайне редко высказывал какие-либо соображения по поводу своего бывшего коллеги и его теоретических новаций.

Подобно Фрейду, Юнг отчасти делился со мной своими переживаниями, связанными с разрывом дружеских отношений с мэтром психоанализа. Правда, ему было, на мой взгляд, значительно труднее переживать сложившуюся ситуацию.

Несколько лет тому назад он восторженно говорил мне о своей любви к Фрейду, а теперь оказалось, что эта любовь обернулась для него разочарованиями и обидами.

Не помню точно, спрашивала ли я Юнга о том, зачем он включил в свою книгу о метаморфозах и символах либидо главу «Жертва», или он сам заговорил об этом. Только помню, как он сказал, что, заканчивая данную главу, он уже тогда знал, что публикация будет стоить ему дружбы с Фрейдом. По его собственному выражению, он понимал, что глава «Жертва» потребует жертв и от него самого.

Я не стала спрашивать его, о каких жертвах идет речь, сделав вид, что разрыв с Фрейдом и стал для него той жертвой, на которую он сознательно пошел. Но ведь Юнг сказал о жертвах, а не о жертве. А мне не хотелось в столь трудной для него ситуации рассказывать ему о своих догадках по поводу того, что ради обретения свободы для себя он пожертвовал не только Фрейдом, но и мной.

После разрыва с Фрейдом Юнг не очень-то церемонился в своих оценках прежнего кумира. Он говорил о том, что мэтр психоанализа сам страдал от невроза, симптомы которого были крайне неприятны для него. Он упрекал его также в одностороннем рассмотрении сновидений, в нежелании или неспособности выйти за рамки построенных им психоаналитических конструкций, в том догматизме, с которым тот отстаивал свою теорию либидо. Его возмущало, что Фрейд не захотел понять его новаторские идеи.

Я пыталась успокоить Юнга, говоря ему о том, что нет ничего страшного, если Фрейд действительно не поймет его новаторских теорий. Ну и что с того? Стоит ли осуждать мэтра психоанализа за это? Он так много сделал в области психоанализа, что ему вполне достаточно своей системы знаний, чтобы до конца жизни использовать ее как в исследовательских, так и терапевтических целях.

Мне приходилось объяснять Юнгу, что, несмотря на разногласия между ними, он должен понять Фрейда. Для этого необходима его добрая воля, его желание. Важно, чтобы он не поддавался своим аффектам, не обижался на то, на что не имеет смысла обижаться.

Теории Фрейда, говорила я Юнгу, необычайно плодотворны. Ведь он сам признавал это ранее и своим становлением психоаналитика во многом обязан его основателю. Было бы несправедливым упрекать Фрейда в односторонности только потому, что его способные и талантливые последователи пытаются выдвигать новые концепции, а он подчас настороженно воспринимает их. Надо иметь смелость признать величие мэтра психоанализа. Если Юнг отдал делу Фрейда столько времени, энергии и сил, то и сам он получил достаточно много для обретения своего собственного успеха.

Человек становится действительно свободным тогда, когда преодолевает свои собственные амбиции и признает величие других людей, внесших значительный вклад в развитие науки и терапии. Признав величие Фрейда, Юнг сам станет великим и добьется еще больших успехов в своей жизни. От этого, убеждала я его, он только выиграет. Его объективное отношение к мэтру психоанализа, несомненно, будет способствовать признанию объективного характера его собственной новой теории.

Я приводила всевозможные аргументы, чтобы убедить Юнга в необходимости более взвешенного и реалистического отношения как к самому Фрейду, так и к его концепциям, положенным в основу создания психоанализа.

Не знаю, удалось ли мне хотя бы в какой-то степени смягчить ту жесткую и раздражительную позицию, которую Юнг занял по отношению к мэтру психоанализа после того, как между ними произошел разрыв. Чувствовалось, что его обида на Фрейда заслоняет многое из того плодотворного, что дало им их дружеское сотрудничество.