Сабля Чингизидов

Попрощавшись, Розум с Леной сели в машину и порулили в город. На выезде с дачной дороги Лена повернулась к Розуму и спросила:

— Думаешь, Кардашев?

— Проверим, — задумчиво произнес Розум.

Розум позвонил Кардашеву во вторник вечером.

— Павел Николаевич?

— Он. С кем имею честь?

— Меня зовут Алексей Розум. Я муж Елены Усольцевой, внучки Софьи Ивановны Турпановой.

— Ну как же, Лена! Она же подружка моей Вики. А что, она замуж вышла? Не знал. Рад за нее. Так что же вас ко мне привело? Нужна юридическая консультация?

— В каком-то смысле да.

— Всегда рад помочь Леночке и ее семье.

— Павел Николаевич, вы незадолго до смерти Софьи Ивановны консультировали ее по поводу наследства.

— Ну какого наследства? Я надеюсь, вы серьезный человек. Старуха в конце жизни была немного не в себе. Да я и ее дочери Лидии докладывал. Можете спросить.

— Да, я знаю. Речь идет не о наследстве. Софья Ивановна ничего вам не оставляла? Я имею в виду документы или письма. Бумаги из семейного архива Каратаевых?

— Нет, ничего. Да я ничего и не взял бы у нее.

— Вы упоминали Лидии о бумагах, которые вы просмотрели. Что это за бумаги и где они сейчас?

— Ну, там были какие-то письма, в основном ее деда Архипа Каратаева. Распоряжения перед отъездом его из России. Эти письма не имеют никакой юридической силы. И никто, тем более за рубежом, не примет их к рассмотрению по иску. Так что юридическая ценность их ничтожна.

— Нас не интересует юридическая ценность бумаг. Софья Ивановна сказала Лене, что она передала письма вам. Лена хотела бы вернуть эти письма, — сказал Розум, нажимая на слово «вернуть».

— Да что вы, побойтесь бога! Не брал я у нее никаких бумаг. Я прочитал их у нее на квартире и сделал выписки для себя. Правда, она мне их совала, но я категорически отказался брать. Да и незачем было. Я же уже вам сказал, что юридически бумаги ничтожны. Не знаю уж, что она сказала Лене. Говорю вам, старуха была не в себе.

— Значит, вы точно помните, что она вам ничего не передавала?

— Абсолютно.

— Ну хорошо. Если что-нибудь еще вспомните, позвоните мне по телефону. — И Розум продиктовал номер своего мобильного.

— Даже не сомневайтесь, обязательно позвоню.

Розум посмотрел на Лену.

— У него ничего нет.

— Думаешь, врет?

— Похоже.

— Но как же получить бумаги? — обескураженно спросила Лена.

— Никак. Ничего мы ему сделать не можем.

— Но что-то же надо делать?

— Я подумаю, — пообещал Розум.

В четверг Розума вызвал начальник.

— Получил оперативную сводку от соседей. Опять твои Каратаевы всплыли, Алексей.

— Где?

— По убийству Зуба. Это известный реставратор антиквариата с обширными криминальными связями. У них по делу в разработке Корень. Его людей видели с Зубом накануне убийства. А Корень перед этим вывез в Париж какую-то коллекционную татарскую саблю и выставил ее на аукцион «Сотбис». Саблю эту захотел купить известный коллекционер граф Панин. Но граф он номинальный, а отец его Георгий — урожденный Каратаев. В 1938 году Георгию с братом досталось все наследство Архипа Каратаева.

— Зашевелились родственнички, — пробормотал Розум, просматривая сводку.

— А я тебе говорил, трупов недолго ждать будем. Вот первенец.

— Типун тебе…

— Это не суеверие, Розум, а опыт. Но это еще не все. Панин посмотрел лот, но брать не стал. Он признал в нем саблю Зубa.

— Так он и в Париже известен? — удивился подполковник.

— Выходит, так. Пользуемся международным признанием. Не только в области балета. И с Зубом рассчитались.

— А когда Корень был в Париже? — уточнил Розум.

— В апреле.

— И сразу после этого поступил заказ на архив Каратаевых? — Розум вопросительно посмотрел на Суровцева.

— После восьмидесяти лет молчания! Надо найти архив, Леша, а то мы будем только жмуриков собирать.

В пятницу утром, просматривая оперативную сводку, Розум наткнулся на сообщение:

«В российское посольство в Брюсселе обратился за въездной визой Александр фон Ройбах, жена которого Эмилия, урожденная Каратаева, является двоюродной сестрой графа Владимира Георгиевича Панина».

Ройбах прилетел в среду. Никто его не встретил. На такси добрался до гостиницы «Палас», снял там номер. Затем спустился вниз по Тверской, свернул направо к Новому Арбату и дошел до бельгийского посольства на Большой Молчановской. В посольстве Ройбах пробыл недолго, a затем направился в сторону Красной площади. Оставшуюся часть дня провел, осматривая достопримечательности столицы. Вернулся к семи вечера, поужинал в ресторане «Якорь» и больше из гостиницы не выходил.

Утром в четверг Кардашев взял такси и поехал в сторону Тверской. В восемь сорок пять он уже звонил Ройбаху из вестибюля гостиницы. Ройбах спустился вниз, они поздоровались и поднялись в номер.

— А вы моложе, чем я вас представлял, Александр.

— А вы старше, — засмеялся Ройбах.

— Кстати, как вы предпочитаете, чтоб я вас называл? Барон, ваше сиятельство?