Сабля Цесаревича (СИ)

Мальчишки пошли осматривать остальные витрины — великолепные шпаги, рапиры, даги, алебарды, глефы, фальшионы и бургиньоты, всячески ублажая инстинктивную мужскую тягу к оружию.

Слегка устав и пресытившись впечатлениями, они сели отдохнуть на скамейку.

— Леш, как ты думаешь, это оружие все царям принадлежало? — спросил Паша с легким сожалением, что он не царь и не может позволить себе такую коллекцию.

— Не все, конечно, что-то уже потом добавили… когда царей не стало, — отозвался друг. — А чего-то, что было, уже нет.

Он произнес это слегка напряженно, и Павел вскинул на него взгляд. Лицо Алексея вновь приняло холодное выражение.

— Что случилось? — спросил Паша тревожно.

— Вспомнил кое-что, — хмуро отозвался Алексей.

А потом, помолчав, продолжил:

— Я тебе говорил, что кое-что расскажу… Про этого… Зайчика.

— И что? — нетерпеливо взвился Павел, почувствовав, что дальнейшие слова друга будут очень важными.

— Он… плохой человек, — заговорил Алексей тихо. — Такой же плохой, как и… Ну ладно, это неважно. В общем, раньше он был связан с бандой воров, которые грабили этот музей.

Павел смутно припомнил, что когда-то давно взрослые обсуждали при нем историю о кражах из эрмитажных фондов, но он был тогда мал, и его это не интересовало.

— Он же коллекционер, этот господин Зайчик, — продолжал Алексей. — Собирает холодное оружие. И многое из ворованного попало в его коллекцию.

— Так что же его не арестовали? — недоуменно спросил Паша.

Мутная история была неприятна, но интересна.

— У него были сильные покровители, — ответил Леша. — И до сих пор есть. А потом он стал депутатом, и тронуть его стало вообще очень непросто. Ну и, кроме того, когда банду разоблачили, он от части ворованных вещей избавился, а на некоторые подделал документы. Знаешь, есть такие жулики, которые за деньги могут сделать любой вещи чистую историю, как будто ее и не крали никогда…

«Откуда ты все это знаешь?» — хотел спросить Павел, но уже понимал, что это бесполезно. Вместо этого спросил:

— Он что, какую-то очень ценную вещь украл?

Алексей кивнул.

— Саблю, — чуть запнувшись, ответил он. — Офицерский клыч. Маленький, как будто для… ребенка. На клинке надпись…

Он опять замолчал было, но тут же продолжил:

— Он принадлежал… одному из членов царской семьи. Пока в России был совдеп, эту саблю держали в кладовой, как и все такие вещи. Потом Зайчик ее украл и подделал документы — что это обычная старая сабля, никакой исторической ценности… Она ведь и правда не очень роскошная. Но из-за ее истории за нее на аукционе могут дать очень много денег.

— Так он же подделал документы, — заметил Паша.

— Но настоящие припрятал, — ответил Алексей. — И сейчас хочет вывезти ее с настоящими документами за границу и продать — уже как… царскую. Ему деньги нужны на губернаторскую кампанию — так бы ни за что не продал. Если быстро продать на аукционе, Эрмитаж на нее права предъявить не успеет — сабля уйдет в частую коллекцию, концов не найдешь. И никто не докажет, что это он продал… Понимаешь, продать эту вещь за рубеж, все равно, что… Ну, часть России.

С этим Павел был согласен, но все равно история казалась ему очень странной.

— А если стукнуть? — спросил он. — В полицию. Или на таможню — он же будет ее вывозить…

— А кто стучать будет? Я? Ты? Кто нам поверит?..

Это была правда. «А твой папа?» — опять хотел спросить Павел, потому что был уверен, что друг слышал эту историю именно от своего отца. Но опять не спросил — почему-то ему стало не по себе.

— Ну ладно, — встряхнулся Леша, — что о вещах жалеть… Пойдем, Паша, уже закрывают.

Действительно, смотрительницы выпроваживали припозднившихся посетителей.

Они шли по набережной Невы и молчали. Павлу по-прежнему было не по себе — и от рассказа о сабле, и от впечатлений от митинга, и от чего-то еще.

— Слушай, — спросил он вдруг Алексея, — а у тебя есть братья или сестры?

Его сон вновь предстал перед ним — очень ярко, словно это было воспоминание о реальном событии. Теперь Павел понимал, что ему по ассоциации напомнили залы музея: ту детскую комнату из сна — с множеством в порядке расставленных чудесных игрушек.

— Есть… — перед ответом Леша опять немного помолчал. — Сестры. Я их люблю.

Павел вскинул голову и пристально вгляделся в лицо друга, но ничего не сказал.

Оставшийся путь они прошли молча.

В голове у Павла вертелось множество мыслей, но были они чересчур необычны — настолько, что ему страшно было не только высказать их, но даже и молча на секунду допустить, что они могут оказаться правдой.

Однако перед самым домом он решился хотя бы намекнуть на них другу — пусть даже тот не поймет намека.

«Конечно, он не поймет — это же невозможно…»

«Да что же я, в самом деле!»

— Ну, пока, — сказал он, глядя Алексею прямо в лицо. — Передавай привет сестрам. Всем четверым…

Лицо Алексея озарилось мягкой улыбкой.

— Спасибо, Павел, — ответил он, слегка склоняя голову. — Покойной тебе ночи.

Дома у Паши уже горел свет, и с кухни доносился звон посуды и вкусные запахи. Родители готовили ужин и, судя по долетевшим до мальчика обрывкам фраз, бурно что-то обсуждали.