В отличие от разбушевавшейся Лили, которая осмелилась даже повысить голос, наконец выплеснуть свою многолетнюю потаённую обиду и высказать всё, Лен оставался спокойным и слушал её довольно холодно. Возникшее в первое время волнение уже отпускало его. Начатый разговор же был тем, к чему мужчина и готовился, поэтому он не смутился.
– Лили, я женат, – начал он негромко, когда женщина выплеснула на него первую волну претензий. – У меня своя семья и жизнь, с нашего детства прошло уже пятнадцать лет, и я пришёл только потому, что ценю в тебе моего старого друга, которого хочу предупредить о возможных неприятностях.
Мужчина старался говорить увереннее, чтобы не спровоцировать новых нападок в свою сторону. Он спокойно и плавно жестикулировал, умудрялся даже проникновенно смотреть на Лили в попытках заполучить её расположение, но голос подвёл его, дрогнув на словах о старом друге. К тому же, женщина слишком хорошо знала его когда-то, чтобы забыть, как он скрывался от эмоций за внешним холодом.
– Перед тем, как ты что-то скажешь мне по поводу Джейкоба, сначала ответь, прошли ли уже твои собственные чувства, – надменность, вероятно, позаимствованная у математика, которая так сильно портила нежные черты Лили, пропала. Женщина немного успокоилась, но всё ещё стояла в закрытой позе.
– Я уже сказал. Прошло много времени, и у каждого из нас своя жизнь, детство в прошлом и… – мужчина нахмурил густые чёрные брови, понимая, что теряет шансы донести до Лили свои опасения. Он снова оказался перебит.
– Лен, мне известно, как умело ты обращаешься со словами, если тебе это нужно, но я просила ответить не как давно это было, а есть ли у тебя чувства, – Лили строго нахмурилась и повысила голос вновь, заставив Лена напряжённо сжать губы и опустить глаза.
– Тебе не угодит никакой мой ответ, – обречённо произнёс он, покачивая головой. Медленно выдохнув, мужчина собрался с мыслями и поднял глаза на собеседницу. – Если скажу, что есть, то ты не станешь и слушать ничего против новых отношений, ведь я это из ревности. Если скажу, что охладел, ты либо решишь, что я вру, либо… либо тебе будет больно, – Лен вздохнул и сцепил руки за головой.
Лили была шокирована, однако, возразить ей было нечего. Она даже не готова была сказать точно, что именно так обидело её и от чего защемило под сердцем.
– Я не стану отвечать тебе, Лили. Во всяком случае, не сегодня, – Лен опустил руки и устало посмотрел на женщину. – Просто знай, что твой сын не будет в порядке с этим человеком поблизости. Тебе стоило бы проводить с Диланом больше времени, он замечательный мальчик, но, боюсь, ты его совсем не знаешь.
Вздох, которым мужчина закончил свою речь, оказался слишком красноречивым, чтобы Лили сказала ему что-то ещё. Её бледные губы разомкнулись в порыве, но нужных слов не было. И она лишь молча смотрела, как Лен уходит из её дома, на этот раз, у обоих не было сомнений, навсегда.
Прятавшийся за дверью Дилан тоже молчал. Но он был уверен, что не сможет молчать долго, и просто обязан будет выяснить, что произошло между его мамой и учителем на самом деле.
9. Поведение
Туман продолжал рассеиваться и бледнеть, но только в пределах корабля. Любой, заглянувший за борт, видел там лишь такую же тёмную, блестящую сиренью мглу, какая была везде до этого.
Боцман угрюмо раздал команды всем, кто был в состоянии заняться чем-то. Слишком шокированные остались на месте сбора с бортовым врачом и молоденьким абордажником Кенни на подмогу. Высшее командование в лице капитана, боцмана и квартирмейстера занялось обсуждением ситуации в приватной обстановке капитанской каюты. Большинство оставшихся распределились по группам, чтобы организовать осмотр корабля. Несмотря на то, что туман отступал, видимыми пока оставались лишь силуэты, и было не исключено, что кто-то мог прятаться на корабле.
Единственным, кому в итоге не досталось никакой работы, остался Сачок. Он ожидал подобного исхода. Презрение к нему вернулось, и молодого человека даже взглядом не одарили. Но нужно было хотя бы попытаться выслужиться. В экстренной ситуации проще всего было бы вернуть уважение, проявив себя.
Ужасно было о таком думать. Сачок пришел на корабль, имея цель, план, ради которого и устроился клерком на «Золотую мечту». Но цели больше нет, а вместо стыда за то, что позволил так обращаться с
Его худшим унижением должна была быть мысль о том, что
Но, кажется, всё стирается рано или поздно. Боль отходит на второй план, уступая штурвал инстинкту самосохранения и желанию выжить. Как бы ни было горько и противно, жизнь всегда продолжается и не спрашивает, готов ли к этому ты.
Сачок пришёл в себя, в очередной раз отложив печаль на потом. Он сам подошел к канониру – старшему из оставшихся с остальными командиров.
– Чем я могу помочь?