Сад

На всякий случай, возражать начал издалека. Известно, что масличной культурой для всех окрестных районов признан рыжик. На него дают план. Ну и пусть сеют все на здоровье. Оно, конечно, конопляное масло вкуснее, это всякий скажет, но маслобойки-то в деревнях развалились…

— Пойми, — убеждала Софья Борисовна, — вашему колхозу предоставляется большая честь — снабдить семенами весь район!

— Убыточно это нам. Ведь маслом-то мы торгуем по базарным ценам, деньги куём. А с соседей что получим? Гроши. А колхозникам одеваться надо? Соль да сахар надо покупать? Газеты выписывать надо? На это требуется тоже по-государственному смотреть. У меня и так люди в город бегут на производство. Парней совсем не осталось.

— Воспитывать надо, убеждать.

— Воспитывать хорошо, когда в чугунке мясо варится.

— Вот начнёте сдавать коноплю — колхоз пойдёт в гору. Да, да! И другим поможете поднять доходность.

— Пусть на картошке подымают.

Забалуев насторожённо умолк. А вдруг секретарь райкома назовёт его отсталым председателем?..

Векшина сказала:

— Ставь вопрос на заседание правления. А потом вынесем на общее собрание. Я приеду… Вот так.

2

Под жарким августовским солнцем дозревали хлеба.

Вера шла по саду с колосьями в руках. Она спешила порадовать отца…

Старик вторую неделю сам поднимался с постели; передвигая стул, ходил за ним: от кровати — к письменному столу, оттуда — к окнам, из которых был виден сад.

— Учусь! — говорил дочери и улыбался светло, как ребёнок. — И, видишь, подаю надежды: вчера сделал два рейса, сегодня — пять.

Вечером посидел за столом, просмотрел тетрадь с весенними записями; хотел сам что-то записать, но пальцы дрожали, перо втыкалось в бумагу.

Сегодня отец разрешил снять урожай с заветной делянки, и Вера надеялась, что необычные колосья ещё больше взбодрят его. Повернув на аллею, ведущую к дому, она остановилась и от неожиданности воскликнула:

— Ой, папа!..

В трёх шагах от неё — отец! В войлочных туфлях, в пиджаке; по привычке — без шляпы. Обеими руками опираясь на трость, он медленно передвигал ноги по гладкой дорожке. А следом за ним бесшумно шёл Алексеич, готовый в любую минуту подхватить под руки и помочь удержаться на ногах.

С высоко поднятыми колосьями Вера бросилась к отцу:

— Вот какие выросли!..

Старик стоял, высокий, костистый, и, всматриваясь в колосья, улыбался. Безостый гибрид дал на редкость крупное зерно! И созрел на неделю раньше скороспелой пшеницы. Теперь дело за размножением.

Алексеич вышел вперёд, удивив Дорогина своим неожиданным появлением, и сказал:

— Что задумал, Тимофеич, то и сотворил! Всем колхозом будем проздравлять.

— Малость повремените. А то опять разведёте разговоры на всю округу.

Солнце уже опустилось так низко, что тени деревьев вытянулись и, сомкнувшись, закрыли всю аллею. Отцу, пожалуй, пора возвращаться домой. Вера хотела подхватить его под руку, но он воспротивился:

— Нет, я помаленьку сам… — И медленно повернулся, переставляя впереди себя трость и опираясь на неё.

От реки потянуло прохладой. Вера безмолвно, одним взглядом попросила Алексеича присмотреть за стариком, а сама побежала к дому. С половины дороги крикнула:

— Я быстро…

Вернувшись, накинула отцу на плечи пальто.

Они шли все трое в ряд. Трофим Тимофеевич — в середине. Вера жарко и торопливо рассказывала об уходе за грядкой и обо всех наблюдениях: как вскопала землю, как посадила считанные зёрна, как увидела первые всходы. От большой радости за успех отца Вере хотелось, как бывало в детстве, покружиться на одной ноге, подпрыгнуть, на секунду обвить его шею руками, а потом убежать туда, где ещё не знают этой новости, и рассказать всем-всем.

По дорожке между клумб старик направился не к дому, а к беседке, обвитой диким амурским виноградом.

Нынче он впервые идёт туда, и ужин надо обязательно собрать там. Если застанут сумерки — можно развести костёр неподалёку от входа.

Девушка вбежала в беседку, сдула пыль со стола, с тесовых лавок и, мелькнув между клумб, скрылась в доме.

— Носится легче горной козы! — отметил Алексеич. — Ох, быстрая на ноги!

— Хлопотунья! — отозвался Трофим Тимофеевич.

Когда они подошли к беседке, стол уже был накрыт белой скатертью с едва заметным бордюром из поблёкших от времени синих васильков. Мать накрывала этой скатертью стол в саду только в праздничные дни. Вот так же быстро. Не успеешь глазом моргнуть — уже всё готово.

Трофим Тимофеевич задумчиво провёл рукой по столу; взглянул на колосья, поставленные, как букет, в высокую вазу.

«Вера Фёдоровна поздравила бы с этим урожаем, но тут же и дала бы совет: «Хвалиться, Трофим, погоди. Ещё раз проверь…» А поздравлять надо не только его — дочь. Нынче всё выращено её заботами. Не дожила мать… Порадовалась бы вместе с ними…»

3

Перед входом в беседку пылал костёр. Отблески пламени играли на вазах с вареньем и маринованными грибами, на тарелке с хлебом, на пустых стаканах и рюмках.

Вера появилась в синем шёлковом платье с белым воротничком вокруг тёмной от загара шеи, поставила на стол откупоренную бутылку, и беседка наполнилась ароматом садовой земляники.