Сад

Справа от дороги — пшеница, густозелёная, с лёгким сизым отливом, на редкость чистая — ни травинки в ней нет. Таких всходов Желнин ещё не видал!

По левую сторону — давно не паханное поле, утоптанное скотом; в одном конце его паслось стадо коров, в другом— отара овец. Он помнил это поле изрезанным на бесчисленные квадраты и прямоугольники крестьянских полос. Тогда оно походило на пёстрые половики, сотканные из разноцветного тряпья. В тридцатом году по нему пустили сразу полтора десятка плугов, и они навсегда похоронили межи. Впервые поле вздохнуло полной грудью… А теперь лежало присмиревшее, серое от ветоши — прошлогодней травки, подстриженной скотом. Желнин вышел из машины и присмотрелся к пустоши: даже пырей захирел, вольготно чувствовали себя сивые метёлки горьких подснежников, уже обронивших лепестки, как на всякой старой залежи, кругами разрасталась земляника да грозился острыми лезвиями высокий резунец. На таком пастбище скоту нечем поживиться. А если поле снова распахать под пшеницу? Тут насчитывается добрых пятьсот гектаров. При стопудовом урожае — пятьдесят тысяч пудов хлеба! Да не просто хлеба — твёрдой пшеницы, лучшей из всех зерновых!..

На дороге показался «газик». Узнав секретаря крайкома, Шаров, свернув на пустошь, остановился возле него.

— Заехал поля посмотреть, — сказал Желнин, здороваясь. — Извините, что без хозяина. Не застал вас в селе.

— Проедемте немножко дальше. Поглядите все посевы. Там есть всходы получше этих. — Павел Прохорович кивнул на массив за дорогой.

Андрей Гаврилович обещал приехать в середине лета, когда хлеба поднимутся в полный рост. Он присматривался к агроному. В нём. кроме деловитости и настойчивости, обычных для него, чувствовалась сдержанная радость. Шаров сообщил: двести гектаров пшеницы посеяно сверх плана!

— Все по-мальцевски?

— Видите ли, Терентий Семёнович ещё продолжает свои поиски. Но он — накануне большого открытия. И это будет слово, равное, скажем, Вильямсу. Так я смотрю. Другие агрономы пытаются оспаривать, держатся за старый шаблон.

Желнин обвёл глазами пустые поля.

— Меня озадачила эта заброшенная земля. Тут в тридцатом году мы сняли по сто двадцать пудов! А сейчас — пустошь! Как же так?

— До моего приезда запустили поле, — развёл руками Шаров. — При землеустройстве почему-то отрезали под сенокос. Ну, первые годы здесь густо рос пырей. Его косили на сено. А теперь, когда у нас в севообороте вико-овсяная смесь, эспарцет и клевер, — нужды в пустошах нет.

— Значит, это — земельный резерв? А если в севооборот внести поправку?

— Пора внести! Добавьте тракторов в отряд — распашем.

Зная земельный надел колхоза, Желнин стал расспрашивать, где и сколько угодий под пашней, под сенокосом, под выгоном. Шаров рассказывал подробно о каждом поле. Выяснилось, что резерв земли, годной под пашню, раз в шесть больше, чем предполагал Андрей Гаврилович. И это на Чистой гриве вблизи города! В передовом колхозе с развитым полеводством! А что же в средних и отсталых? Что в обширных степях? Резервы в крае огромные!..

О чём-то ещё надо было спросить и обязательно сейчас, но Желнин не мог припомнить. По дороге в город он думал и о неиспользованных землях, и о зерновой проблеме, всё ещё не решённой. После нового снижения цен повсюду изменился спрос покупателей: грудами лежат и черствеют на полках чёрные хлебные «кирпичи», до сих пор выпекаемые по стандартам военного времени, а за белыми батонами, русскими булками и баранками — большие очереди. Предстоит на мельницах изменить помол, в пекарнях — технологию выпечки. Эти перемены резко увеличат потребности страны в твёрдой пшенице, без которой нельзя приготовить ни макарон, ни манной крупы, ни баранок.

Радиоприёмник включён. Лесным ручейком журчит музыка, споря с мягким, едва ощутимым, шумом «побединского» мотора. Это не мешает раздумью. Андрей Гаврилович припоминает и число МТС в крае, и тракторные отряды. Многие машины уже отработали по полтора десятка лет. Пора — на переплавку. Но новых не хватает. А ведь путь к изобилию продуктов ведёт через целину. Когда-то придёт её черёд?.. Эх, если бы им в крае удвоили число тракторов. Комбайны можно бы изготовить у себя на заводах. Говорил об этом в Москве. Ответили, что это похоже на ревизию пятилетки и посоветовали не умалять достижений…

Машина вошла в город. Диктор читал сводку погоды. На степную равнину надвигались июньские дожди, каждая капля которых обладала чудесной силой превращения в золотистое зерно. Юг манил теплом. В Кисловодске… В Сочи… Желнин вспомнил, что Мария Степановна собиралась поехать в Кисловодск. Есть ли у неё путёвка? Валентина, конечно, спросит: «К маме заезжал?» И упрекнёт: «Не мог заглянуть на минуту…» А он даже забыл у Шарова спросить о тёще…

Из кабинета позвонил Векшиной: когда последний раз она была в Луговатке? Софья Борисовна замялась. Перед посевной, примерно, в середине апреля.

— Давненько. А там есть что посмотреть.

Рассказал о всходах пшеницы, которыми восхищался минувшим утром. Потом упрекнул: райком щедр на взыскания.