Сад

— Подарок! Это вы правильно говорите, — подчеркнул Дорогин, но в его прищуренных глазах заиграла хитринка. — Однако, самый дорогой в жизни! И получен… из Томска!

Раскинув руки от удивления, профессор переспросил— не ослышался ли он. Нет, всё точно.

— И зовём мы его Кругленьким, — сообщил старый садовод.

— Странно. Очень странно… — пожал плечами Сидор Гаврилович: неужели его ввели в заблуждение? Если бы он знал, что здесь растут такие деревья, не стал бы покупать за океаном. И он попросил рассказать о происхождении удивительных яблонь.

— Долгая история… — сдержанно уклонился Дорогин. Вернее, глава из истории северного садоводства…

Они вышли на аллею, где в тени деревьев, по соседству с клумбой разноцветных астр, стояла скамейка, и Андрей Гаврилович предложил:

— Ради «истории» можно присесть. Рассказчику — место в середине.

Но сели только двое.

Сидор Гаврилович встал против них, закинул руки за спину и не сводил глаз с Дорогина.

— Так вот слушайте, — начал старик спокойным тоном повествователя. — В девятьсот шестом году в Томске расхворался профессор Леонид Петрович Карелин. Врачи дали ему совет: «Уезжай, батенька, на юг». А у профессора в саду росли гибриды яблони. Им было по три, по четыре года. Куда их девать? Леонид Петрович вспомнил обо мне. Однако, потому вспомнил, что я три недели был у него за ямщика, возил по нашим горам да лесам. И сад мой он видел. Ну, прислал мне телеграммку. Я быстренько приехал, принял гибриды, как детей на воспитание. Каждый день за ними доглядывал, всё записывал. Леониду Петровичу давал полный отчёт. Жаль — недолго прожил он в Крыму, — сгорел в чахотке. Не дождался яблок от своих гибридов. Года через два после его кончины появились первые плоды. Тут как раз приехал Хилдрет, расхвалил, стал просить черенки. Ну, мы, как гостю, подарили ему. Он записал их под номерами, увёз, и дело с концом. Прижились ли они там — мы с женой не знали. Смотрим на яблоньки: что же они у нас живут без имён? Словно беспаспортные. А от них ведь пойдут дети. Неловко. Нехорошо. В садах всё перепутается. И стали мы придумывать для них имена. Одно маточное дерево назвали ранеткой Карелина, другое — Красавицей Сибири, а третье записали просто Кругленьким. Впоследствии оно оказалось самым зимостойким и по вкусу наилучшим из всех подаренных гибридов. От него и пошёл новый сорт…

Правда беспощадна, как солнечный удар. От неё не укроешься под тучами сомнений. Профессор Желнин, сражённый рассказом старика, присел на край скамьи. Он не мог ни возражать, ни задавать уточняющих вопросов. Ему вспомнился, слышанный в детстве, рассказ о мужике, у которого цыган увёл со двора гнедого коня, подстриг ему гриву, немножко укоротил хвост, слегка запылил всего мукой, назвал Сивкой и на базаре продал тому же самому мужику. Дома конь заржал. Хозяйка узнала своего гнедка и отлупила мужика ухватом…

Младший Желнин заговорил о том, что его волновало больше всего — об урожае, о полёгших хлебах, а потом подвёл разговор к опытным грядкам пшеницы, на которые ему хотелось бы взглянуть сейчас.

— Однако, лучше в другой раз… Через годок, — отговаривался Дорогин. — Поспешишь — людей насмешишь. Со мной бывало такое.

— Что-то я не припомню, — сказал Андрей Гаврилович.

— Как же… Три года назад.

Старик улыбнулся, пальцами правой руки размёл бороду по груди и рассказ повёл издалека…

4

Пшеничка пшеничке — сестра. Но сёстры в большой семье разные. У одной колос, будто из красной меди отлитый, у другой — бронзовый, у третьей как бы задымленный, у четвёртой — белый, что твоя слоновая кость… И в каждом колосе разное зерно. И калачи из него разные по вкусу…

С юности Трофим Тимофеевич присматривался к пшеничке да выбирал, какая получше уродится на Чистой гриве. А в начале двадцатых годов он стал получать от института растениеводства посылки с новыми сортами. Самый урожайный и скороспелый сорт он размножил; вступая в колхоз, сдал отборных семян на семь гектаров. Сейчас ту пшеницу сеют во всём районе.

Успех подбодрил. Появилась заманчивая думка — вывести такую пшеницу, которая не поддавалась бы суховеям и в самые жаркие годы приносила бы хороший урожай. Выращивая в своём приусадебном саду и усатую, и голоколосую, и твёрдую, и мягкую пшеницы, он начал скрещивать отдалённые по своему происхождению сорта. Но жирная почва, издавна приготовленная под избалованные заботой огородные культуры, оказалась непригодной, и Трофим Тимофеевич перенёс опыты в колхозный сад, где для этой цели пригодился сухой склон сопки, открытый всем знойным ветрам, налетавшим из раскалённой степи.

Верунька по молодости как-то сказала ему — зачем он горбится над этими грядками? С него хватит забот о яблонях.