Сад

— Неужели вы сомневаетесь? Конечно, перезимуют ваши прививки, — сказал Сидор Гаврилович. — Более того, они явятся стимуляторами для всего древесного организма.

Той порой Алексеич сварил щи из барсука, добытого им два дня назад. Хотя мясо пахло звериной норой, щи всем понравились. Котелка не хватило. Дорогин поставил на стол вазу с мёдом, налил по кружке чаю. Правда, заварена была лесная душица, — чай в те годы выдавали только на литерные пайки да и то редко. У душицы был приятный аромат, и гости выпили по две кружки.

Сидор Гаврилович опять заговорил о летних прививках. Где и как садовод хранит черенки до июля? Не подсыхают ли они?

— В погребе держу. В холоде, — рассказывал Дорогин не спеша. — Черенок, конечно, подвялится. Смерть ему грозит, вот-вот подступит. И вдруг он получает соки жизни от взрослого дерева. Тут сразу пробуждается. И такую силу роста даёт, что залюбуешься! Однако радость свою показывает: «Живу! Расту!» Да вы сами видели…

Профессор спросил, есть ли у Дорогина книга для отзывов. Старик достал с этажерки тетрадь в темнокоричневом переплёте, и подал гостю. Перелистывая её, Сидор Гаврилович видел записи агрономов и студентов, партийных работников и учителей, путешественников, проезжавших через Гляден, и участников пионерских походов. Перевернув последнюю исписанную страницу, он перешёл к письменному столу, и в его руках заскрипело перо:

«Метод летних прививок Т. Т. Дорогина надо изучить и осознать с позиций Мичурина. Мы не можем игнорировать те биохимические процессы, которые претерпели ткани черенка за период его «ненормального» хранения по июнь — июль, когда черенок уже находится на грани жизни и смерти. С этим связан быстрый рост и созревание побега за короткий срок вегетации. Нам следует кое-чему поучиться у Трофима Тимофеевича и поблагодарить его за новое слово в биологической науке».

6

На въездной аллее послышался стук тележки. Она остановилась у крыльца, и в дом садовода вошёл Забалуев в запачканной машинным маслом и пропылённой гимнастёрке. В его выгоревших на солнце бровях запутались лёгкие пушинки молочая, осота и пшеничной половы. Рукава и грудь — в липучках. Судя по всему, он недавно подавал снопы в барабан молотилки, может быть, отбрасывал солому или приминал тяжёлыми ногами пласты на большом омёте.

Во время сессий краевого совета и партконференций Забалуев не однажды пенял Андрею Желнину: «По районам ездите, а нас вроде как бы обегаете. Заехали бы разок». Сейчас Сергей Макарович явно не обрадовался приезду секретаря крайкома. Ну, что бы ему появиться раньше, когда хлеб всходил и не были заметны сорняки. А теперь… Похвалы ждать нечего. Строгий он человек!

Добро бы приехал один, а то привёз с собой бородатого незнакомца. Кто такой? Откуда? Наверно — из Москвы. Какой-нибудь заместитель министра. Привяжется с расспросами об агротехнике. Ой, беда тебе, Сергей!.. Одна надежда на рекордный участок. Они заезжали на полосу и не могли не полюбоваться отменной пшеницей, какой он, Сергей Забалуев, сам не видел много лет! А если они в поле заметили непорядки?.. Жаркий денёк!..

Пока Сергей Макарович сделал несколько шагов от порога к Желниным, на его лбу, словно смолка на оголённом стволе сосны, вздулись капли пота.

— Припоздал маленько, — извинился он. — Ну никак не мог оторваться от машины, поломка приключилась. Надо за всем доглядеть. Сами знаете — хлеб великое дело!

Секретарь крайкома слушал молча, глубоко запавшие чёрные глаза становились всё холоднее и холоднее, острый взгляд как бы просверливал насквозь. Это предвещало недоброе. Лучше бы он сразу начал «вправлять мозги», как говаривал Неустроев. Но Андрей Гаврилович не произносил ни звука, лицо его оставалось неподвижным.

— Сейчас ехал мимо участка звена высокого урожая и не утерпел — заглянул, — продолжал Сергей Макарович. Уж больно пшеничка хороша! Уродилась наособицу!

— Радуетесь? — спросил Андрей Гаврилович ровным, чеканным голосом.

— Само собой! Такому хлебу, как говорится, грешно не радоваться!

— А вы слышали о засухе на Украине?

— Доводилось краем уха…

— Так что же вы прикрываетесь какими-то четырьмя рекордными гектарами, как щитом?

Секретарь крайкома не повышал голоса, и это было хуже, чем самое громкое и энергичное «вправление мозгов», — у Забалуева взмокла гимнастёрка на спине.

— Кому нужен такой рекорд? Начали распахивать целину и испугались.

— У нас в полях лежит непаханная земля. Не управляемся.

— А с Шаровым спорите из-за какого-то клочка! Из-за десяти гектаров, да?

— Уже не спорю. Пускай заливает Язевый лог, ежели силы хватит. Он только хорохорится. К слову сказать, по хлебосдаче-то мы…

— Что вы равняетесь? С маленького урожая и хлебопоставки маленькие.

Спутник Желнина за всё время не проронил ни слова. Его молчание больше всего пугало Забалуева, но он всё-таки нашёл в себе силы возразить:

— У нас урожай не маленький, а вроде среднего.

— У вас — бурьян вместо хлеба, все сорняки, какие только есть на свете!

— Не сумели. Не хватило рабочей силы для прополки.