Сад бабочек

– Нам бы не помешало такое место, где можно побыть действительно наедине, – я пожала плечами, и странно было чувствовать, как волосы при этом скользнули по лопаткам. – Вы видите нас всюду, куда бы мы ни пошли. Можете даже в туалете за нами наблюдать, если захотите. Было бы замечательно иметь такое место, где нет ни одной камеры. Это полезно для психического здоровья.

Он долго смотрел на меня, прежде чем ответить.

– И это всем вам пойдет на пользу?

– Да.

– Я хотел, чтобы ты попросила что-то для себя, а ты просишь о том, что пойдет на пользу всем вам.

– Это и мне пойдет на пользу.

Он рассмеялся, привлек меня к себе, поцеловал. Руки его скользнули к застежкам на моем платье, и он опустил меня на мокрые камни. Я закрыла глаза и обратилась мысли к Аннабель Ли[8] и ее могиле в королевстве у моря.

Не думаю, что ангелы мне завидовали.

* * *

Удивительно, до чего долго она может отвечать на вопрос, в сущности, не отвечая на него. Виктору хочется взять и отвести ее прямиком в зал суда, и посмотреть, как адвокаты с обеих сторон в отчаянии будут рвать на себе волосы. Если и кажется, что Инара рассказывает о чем-то, – то неизменно уходит от темы, о чем-то вспоминает и едва касается главного. Если спросить ее про парня, она начинает отвечать – или Виктору так кажется, – но под конец говорит уже совсем о другом. Да, адвокаты возненавидят ее. Виктор отбрасывает эту мысль, берет из стопки фотографию Десмонда и кладет на стол прямо перед ней.

Сначала Инара отводит глаза, смотрит в зеркало, потом на пол, на свои обожженные руки. В конце концов тяжело вздыхает и переводит взгляд на фотографию. Осторожно берет ее за краешек и рассматривает увеличенный снимок с его водительских прав. Глянцевое фото дрожит у нее в руке, но никто не придает этому значения.

– Постепенно привыкаешь к происходящему, – произносит она задумчиво. – Даже когда появляется новая девушка, это становится привычным, этого ждешь после чьей-нибудь смерти. А потом все внезапно меняется.

– Когда?

– Ровно полгода назад. Через несколько дней после того случая с Эвитой.

* * *

Может, все дело в том, что Эвита была из тех людей, которых невозможно не любить. Или потому, что это был несчастный случай и мы не были готовы к чему-то такому. А может, всему виной откровенная реакция Садовника.

Что бы там ни было, но после смерти Эвиты в Саду отовсюду веяло отчаянием. Девушки в большинстве своем сидели в своих комнатах, и Лоррейн приходилось разносить еду на подносах. Господи, как же она нервничала при этом… Конечно, настроение у нее было под стать нашему, но по другой причине. Мы оплакивали Эвиту. Она оплакивала еще одно место под стеклом, занятое другой девушкой.

Больная.

Ночью, не в силах вынести тишины и замкнутого пространства, я вышла из комнаты. До выходных еще долго, так что можно было не опасаться, что меня кто-то увидит или стены внезапно опустятся. Я могла всю ночь бродить по Саду, и ничто не могло помешать мне. Иногда иллюзия свободы и выбора тягостнее неволи.

Конечно, Садовник мог разыскать меня, если б захотел. Но в ту ночь он был с другой.

По ночам в Саду было довольно тихо. Конечно, постоянно шумел водопад, журчал ручей, гудели различные механизмы, нагнетался воздух. Иногда слышно было, как всхлипывают в своих комнатах девушки. Но, по сравнению с дневным шумом, было достаточно тихо. Я взяла книгу и фонарик, поднялась на вершину скалы и устроилась на крупном булыжнике. Я называла его Утесом для солнечных ванн.

Блисс называла ее Скалой Предков и смеялась, когда я просила ее показать льва, взирающего с вершины. Она смастерила его из полимерной глины. Когда я наконец отсмеялась и вытерла слезы, Блисс отдала его мне. Я поставила его на полку над кроватью, рядом с другими дорогими мне вещами. Думаю, он до сих пор там. Во всяком случае, был, пока…

Ближе к полуночи пришла Блисс и вручила мне новую фигурку. Я посветила на нее фонариком: свернувшийся дракон. Он был темно-синего цвета и втягивал голову в плечи. Форма бровей над огромными глазами придавала ему такой грустный взгляд, какой только возможно передать в глиняной фигурке.

– Почему он такой грустный?

Она сердито посмотрела на меня.

Точно.

Дракон занял свое место рядом с Симбой. И если лев был просто шуткой, то дракон действительно кое-что значил.

Но в ту ночь он был новый и грустный, и Блисс была сердитая и грустная. Поэтому я положила его себе на колени и, пока у Блисс не возникало желания поговорить, вновь взялась за «Антигону».

* * *

– Если моя комната не пострадала, мне можно будет забрать фигурки? И коллекцию оригами. И… в общем, все.

– Мы узнаем, – уклончиво отвечает Виктор, и она вздыхает.

– Почему «Антигона»? – спрашивает Эддисон.