Пол подумал, что у него-то давность не такая большая. Но вот он ловким движением освободил ее от платья и комбинации и понял: недавно у него были другие, а подобного он не испытывал много лет.
Он прижал ладони к лицу Кэт, притянул ее к себе, потом ближе, еще ближе и, окончательно теряя контроль, успел мысленно поправить себя: ничего подобного он не испытывал никогда.
Глава 19
Вечерние ритуалы в семействе Коль завершились. Посуду вытерли, столовое белье убрали, одежду выстирали.
Ноги перестали ныть – инспектор вылил воду из таза, высушил его и убрал на место. Банку с солью тщательно закрыл и спрятал под раковину.
Он вернулся в кабинет, где ждала трубка, чуть позже к нему присоединилась Хайди. Она устроилась в своем кресле и взяла вязанье. Коль рассказал ей о разговоре с Гюнтером.
– Так вот в чем дело, – покачала головой Хайди. – Гюнтер и вчера вернулся с футбола расстроенный. Мне ни слова не сказал. Эта тема не для бесед с матерью.
– Нам нужно поговорить с детьми, – заявил Коль. – Кому-то нужно научить их тому, что уяснили мы. Пусть знают, что хорошо, что дурно.
Моральное болото…
Толстые деревянные спицы проворно мелькали у Хайди в руках. Она вязала одеяло для первенца Шарлотты и Генриха, который, по ее подсчетам, родится через девять с половиной месяцев после их свадьбы, назначенной на следующий май.
– И что потом? – спросила Хайди хриплым шепотом. – Гюнтер расскажет школьным приятелям, что его отец против сожжения книг или что он хочет вернуть в Германию американские газеты. Потом ты навсегда сгинешь. Или мне пришлют твой прах в коробке со свастикой.
– Мы велим помалкивать. Мол, это игра, секрет, который нужно сохранить.
– Они же дети, дорогой мой! – улыбнулась Хайди. – Они не умеют хранить секреты.
«Верно, – подумал Коль, – совершенно верно! Фюрер и его прихвостни – блестящие преступники. Они захватывают нацию, захватывая наших детей. Гитлер обещал тысячелетний рейх. Вот как он этого добьется».
– Я поговорю…
Из коридора послышался стук – кто-то колотил бронзовым дверным молотком в форме медведя.
– Боже милостивый! – воскликнула Хайди, бросила вязанье и посмотрела на комнаты детей.
Вилли Коль вдруг понял, что СД или гестапо поставили им в дом жучок и услышали много сомнительных разговоров между ним и Хайди. Гестапо действует именно так – тайком собирает доказательства, потом арестовывает человека дома, рано утром либо за ужином, либо сразу после него, когда их совершенно не ждут.
– Включи радио, вдруг вещание не закончилось, – велел Коль жене, словно гестаповцы поверили бы, что они слушали болтовню Геринга.
Хайди включила. Загорелся желтый огонек, но из колонок не донеслось ни звука: приемник разогревался не сразу.
В дверь снова постучали.
Инспектор подумал о пистолете, но он держал его в «Алексе», не желая хранить оружие там, где дети. Да и окажись пистолет под рукой, чем это поможет против отряда эсэсовцев или гестаповцев? Коль прошел в гостиную: Генрих и Шарлотта стояли рядом, встревоженно переглядываясь. В дверях появилась Хильда с книгой в руках.
Из приемника наконец полился пафосный баритон Геббельса, вещающего об инфекции, здоровье и болезнях.
Направляясь к двери, Коль подумал: вдруг Гюнтер уже поболтал с друзьями о родителях? Вдруг паренек уже донес, например, на своего отца, пусть даже невольно? Коль оглянулся на Хайди. Та стояла, обняв младшую дочь. Коль отпер и распахнул тяжелую дубовую дверь.
На пороге стоял Конрад Янссен, свежий, как мальчик на причащении. Он глянул инспектору через плечо и обратился к Хайди:
– Простите за вторжение, фрау Коль. В столь поздний час это непростительно.
«Боже милостивый!» – подумал Коль.
Руки у него дрожали, сердце бешено колотилось. Вдруг инспектор-кандидат слышит его стук?
– Ничего страшного, Янссен. Время значения не имеет. Только, пожалуйста, в следующий раз не колотите в дверь так сильно.
– Да, конечно.
По-юношески свежее лицо, обычно невозмутимое, источало волнение.
– Майн герр, – сказал помощник, – я показал фотографию подозреваемого всей Олимпийской деревне и, по-моему, доброй половине берлинцев.
– И что?
– Я нашел журналиста английской газеты. Он прибыл из Нью-Йорка на пароходе «Манхэттен». Он пишет статью о спортплощадках по всему миру и вот…
– Этот англичанин и есть наш подозреваемый? Он изображен на портрете?
– Нет, но…
– Тогда, Янссен, эта часть истории нас не интересует.
– Конечно, майн герр, простите. Скажу лишь, что этот английский журналист узнал нашего фигуранта.
– Отлично, Янссен, и что он о нем знает?
– Немного, майн герр. Наш подозреваемый впрямь американец.
Из-за этой ничтожной новости у Коля чуть инфаркт не случился. Он вздохнул.
Однако инспектор-кандидат еще не закончил.
– Еще имя. Его зовут Пол Шуман.
Слова, сказанные во тьме.
Слова, сказанные будто во сне.
Они так близки, вместе им так уютно – колено прижато к колену, изгиб живота к спине, подбородок – к плечу. Кровать только помогала, на перине под их весом продавилась клинообразная, плотно обволакивающая ложбинка. Они не оторвались бы друг от друга, даже если захотели бы.