Сад Финци-Контини

И все же что касается собственно дома Финци-Контини, то и сегодня к нему можно подойти с проспекта Эрколе I, хотя, чтобы добраться до него, нужно пройти полкилометра по пустырю, кое-где поросшему травой. До сих пор дом этот включает в себя остатки исторического здания шестнадцатого века, которое служило когда-то летней резиденцией, домиком для отдыха герцогов Эсте и было приобретено все тем же Моисеем в 1850 году. Потом наследники много раз переделывали и перестраивали его, постепенно превратив в нечто вроде неоготического замка в английском вкусе. И все-таки, несмотря на все эти интересные детали, кто о нем, спрашивается, помнит? Путеводитель Туристического клуба о нем и не упоминает, и это объясняет отсутствие интереса со стороны проезжих туристов. Но и в самой Ферраре даже те немногие евреи, которые теперь входят в немногочисленную общину, кажется, совершенно забыли о нем.

Путеводитель о нем не упоминает, это, несомненно, плохо. Однако будем объективны: сад, или, точнее, огромный парк, который окружал дом Финци-Контини до войны и тянулся на добрых десять гектаров, ограниченный с одной стороны стеной Ангелов, а с другой — стеной у ворот Святого Бенедикта, парк, представлявший сам по себе большую редкость, бывший чем-то исключительным (путеводители начала века никогда не забывали упомянуть о нем, приводя любопытные светские подробности и лирические описания), парк этот больше не существует. Все деревья с мощными стволами, все эти липы, вязы, ясени, тополя, платаны, каштаны, сосны, ели, лиственницы, ливанские кедры, кипарисы, дубы, падубы, даже пальмы и эвкалипты, сотни деревьев, посаженных при Жозетт Артом, в последние два года войны были срублены на дрова. Именно поэтому участок постепенно приобретает свой первоначальный вид, тот, который он имел когда-то, когда Моисей Финци-Контини приобрел его у маркизов Авольи: он превращается в один из множества огородов, существующих внутри городских стен.

Остается сам дом. Однако большой дом, сильно поврежденный бомбежкой в 1944 году, сейчас занимают полсотни семей беженцев, принадлежащих к тому же люмпен-пролетариату, что и обитатели римских предместий, которые наводнили окрестности Палацционе на улице Мортара: это люди ожесточившиеся, дикие, безжалостные (я случайно узнал, что недавно они забросали камнями инспектора санитарного управления, который приехал на велосипеде, чтобы осмотреть здание). Для того чтобы пресечь любые попытки проникновения в дом со стороны инспекции по охране памятников Эмилии-Романьи, они осуществили прекрасную идею: соскребли со стен последние остатки древних росписей.

Ну и зачем же тогда отправлять бедных туристов на поиски? Я думаю, что примерно этот вопрос задали себе составители очередного издания путеводителя. Что они в конце концов увидят?

II

Если фамильный склеп Финци-Контини можно было назвать «кошмаром» и улыбнуться, то дом их, уединенно стоявший там, где комары и лягушки перебирались из сточных канав в канал Памфилио, дом, который прозвали, с оттенком зависти, конечно, «magna domus»[2], этот дом даже и через пятьдесят лет не вызывал улыбки. Более того, он вызывал почти обиду! Достаточно было пройти вдоль бесконечной стены, которая окружала сад со стороны проспекта Эрколе I д'Эсте, стены, в середине которой находились огромные ворота темного дуба без каких-либо признаков ручек; или пройти с другой стороны, вдоль стены Ангелов, примыкавшей к парку, окинуть взглядом чащу стволов, ветвей, листвы, разыскать в глубине странный, силуэт господского дома, а за ним еще дальше, на краю поляны серое пятно теннисного корта, и вот уже древнее чувство оскорбленного достоинства, когда тебя не признают, отталкивают, не пускают в круг избранных, возвращалось к тебе снова и снова, и обида ожигала, как в первый раз.

— Что за идея, достойная нуворишей, что за дикая идея! — обычно повторял мой отец каждый раз, когда случалось затронуть эту тему. — Да, конечно, — добавлял он, — бывшие владельцы этого места, маркизы Авольи, были голубых кровей, огород и развалины изначально носили очень изысканное название «Лодочка герцога». Все это было так замечательно! Тем более, что Моисей Финци-Контини, нужно отдать ему должное, сразу почувствовал выгоду: заключив сделку, он выложил всего-то пресловутый ломаный грош. Ну и что? — тут же продолжал отец. — Что, только поэтому Менотти, сын Моисея (не зря же его прозвали из-за чудовищного цвета его пальто, отороченного куницей, сумасшедшим абрикосом), решил переехать вместе с женой Жозетт в эту отдаленную часть города, и сегодня-то не очень здоровую, а тогда? И вдобавок все это так пустынно, печально, в общем совсем никуда не годится!