Сад и канал

— пели они. Голоса дрожали, звуки были хрипящие. Тяжелый колокольный удар прокатился в пещере. А за ним — такие же тяжелые — второй и третий. В центре медного надраенного листа вспыхнул венчик огня. Вероятно, под ним находилась скрытая газовая горелка. Я увидел, что двое солдат наверху, огибая изрытости, приблизились к подземному ходу, посмотрели в него и заговорщически переглянулись. Солдаты — тоже люди. Умирать им не хочется. Я чувствовал себя очень скверно. Прежде всего потому, что не мог ни вздохнуть, ни пошевелиться. Мне по-прежнему казалось, что все тело мое состоит из земли. — Встань и яви свое лицо миру… — гнусавили дьяконы. Или как там они назывались. Не знаю. Еще какие-то люди, по-видимому, их помощники, бросали на раскаленный медный лист кучу разных предметов. Набор был довольно странный: детская кукла, разорванный старый башмак, пара книг, скомканные денежные купюры. Это, вероятно, что-то символизировало. Отказ от цивилизации или что-нибудь в этом роде. Тоже — не знаю. Думать об этом было некогда. Едкий горячий дым пополз в пещере, постепенно распространяясь по всей ее ширине. Запах был отвратительный. Но мне вдруг стало немного легче. В самом деле. Я теперь мог двигаться и дышать. Точно треснула и сползла с груди какая-то тяжесть. Я попробовал согнуть руку в локте. Тут же послышался шорох осыпающейся земли. На одной из стенок пещеры образовалась глубокая трещина. Две подпорки, стоящие там, переломились, как спички, и весь вспученный мягкий пласт с тяжелым вздохом осел. Звякнул в последний раз и умолк засыпанный колокол. Безобразно скоробившись, перекосился алтарь. Надрывающийся фальшивый хор как обрезало. — Возьми, возьми меня!.. — закричали разнообразные голоса. Люди ползли ко мне на коленях, протягивали ладони. Видимо, осуществлялся религиозный обряд. А вокруг меня билось что-то холодное и несообразное. Сокращалось, растягивалось и сокращалось опять. Именно оно и придавало мне силы. — Что это? — шепотом спросил я. Тут же вновь зашуршала осыпающаяся кровля. Потому что мой шепот вдруг раскатился, как гром. — Это — ваше сердце, — сказал профессор. Он каким-то образом оказался рядом со мной. — Неужели вы до сих пор не поняли? Не поняли? Ведь вы и есть — Зверь…

Меня поторапливали: Давай-давай!.. — Народ по коридору шел довольно густо. Честно говоря, я не ожидал, что будет столько народу. Стрелки настенных часов показывали три минуты четвертого. Совещание в актовом зале, наверное, уже началось. Но я все-таки заскочил в закуток перед секретариатом и, не обращая внимания на удивленно выпрямившуюся Лелю Морошину, не здороваясь, не говоря ни слова, повернул к себе черный городской аппарат.

К счастью, телефон сегодня работал. Маргарита сразу же схватила трубку.

— Ну как? — спросил я.

— Звонили еще два раза, — ответила Маргарита. — То же самое: сплошные угрозы и брань. Если я тебя не представлю, то обещают со мной разделаться. Слушай, я боюсь оставаться одна…

По голосу чувствовалось, что она еле сдерживается. Скрипнув зубами, я покосился на Лелю. Леля кивнула мне и ослепительно улыбнулась. Она прислушивалась к разговору и не считала нужным это скрывать.

Впрочем, она была по-своему права. Я отвернулся. Маргарита ждала, и в трубке было слышно ее частое сорванное дыхание.

— Пожалуйста, не волнуйся, — сказал я ей. — Ты им не нужна. Им нужен

— я. Только не выходи на улицу. Дверь крепкая, ломать они не станут. Занимайся своими обычными делами. И прошу тебя, не звони сюда.

— Ты придешь ночевать? — спросила Маргарита.

— Нет, — ответил я.

И повесил трубку.

Мне было как-то не по себе. Голос у Маргариты был чрезвычайно обеспокоенный. Конечно, трогать ее не станут. Она им действительно не нужна. Им нужен я. Маргарита — это только приманка. Но ведь кто их знает. Случиться может все, что угодно.

Я нервничал.

Леля в упор смотрела на меня.

— Плохо? — спросила она.

— Плохо, — согласился я.

— Не расстраивайся, — сказала Леля. — Скоро будет еще хуже.

Я вдруг заметил, что она вовсе не улыбается. То есть улыбается, но через силу. А в глазах у нее стоят блестящие светлые слезы.

Она сказала:

— Он ничего не хочет слушать. Абсолютно ничего. Лезет на рожон. Прямо сумасшедший какой-то. Ни капли здравого смысла. Он уже успел поссориться с генералом Сечко. Ну зачем, скажи пожалуйста, он с ним поссорился? Он думает, что он незаменимый. Он ошибается. В конце концов, его просто убьют…

Она всхлипнула.

Я наклонился и поцеловал ее в щеку, пахнущую духами.

— Все будет хорошо.

— Ну тебя к черту! — сказала Леля.

В зале я устроился в одном из последних рядов. Я не собирался высиживать здесь до конца совещания. Совещания мне осточертели. Сколько уже собиралось таких совещаний. И что толку? Народу было действительно много. Вероятно, на этот раз удалось вытащить почти всех. Присутствовал даже Куриц. Он сидел сбоку и что-то читал — быстро-быстро перелистывая страницы толстенного фолианта.

Докладывал генерал Харлампиев.