Сад камней

Кемаль не был бы профессионалом, если бы не осознавал совершенно ясно, что все сказанное Шейдой он знает только со слов Айше, и как бы он к ней ни относился… она пережила и все еще переживает тяжелейший стресс, она падала в обморок, ей давали какие-то лекарства, она разбила окно соседям и устроила истерику, она и сегодня говорила какие-то глупости про картину, она готова обвинить Эрмана и его жену в чем угодно. Просто потому, что это они уговорили ее брата купить здесь дом, потому, что они сообщили ей неприятные вещи об Эмель, которые она не знала и не хотела знать, – она подсознательно нашла виновных и, нет, конечно, не лжет умышленно, на это она неспособна, но сместить акценты, что-то не так передать, что-то понять так, как ей самой представляется правильным…

Это нормально, это делают все, никто не может быть абсолютно объективным, так что придется говорить с Шейдой самому, только бы застать ее одну. Может, у ее мужа найдется работа в Измире, и он уедет – или на пляж соберется, сидел же там вчера часа три. Если не врет.

Мимо них, приветственно помахав, прошли сестра Марии и ее муж – вечерний моцион после ужина? По поселку, что не исключено, ходит убийца, а они гуляют, не боятся. Наверно, думают, раз они здесь приезжие, их все это не касается, и им ничто не грозит. Тем более обоих во время убийства здесь не было, значит, и нежелательными свидетелями они оказаться не могут.

Вот и гуляют себе спокойно. Понятное дело: захотелось побыть одним, он только приехал, а тут сразу то на море, то ужин с гостями, и в доме, в сущности, не так много места, не уединишься, и мальчишка этот шустрый наверняка никому покоя не даст.

Племянник… Кемаль тотчас подумал о племяннике Айше: с ним тоже придется говорить, только когда? Пока он еще ничего не знает? Или сказать ему правду – и потом уже?..

Они дошли до скамейки, возле которой действительно был фонарь. Правда, светил он как-то блекло, и серые колонки цифр на двух слегка помятых листах сероватой бумаги под таким светом могли нагнать тоску на кого угодно, но Кемаль привык к такой работе, которую ему еще в докомпьютерную эру вечно стремились подсунуть все коллеги, поэтому решительно достал из кармана ручку и принялся отмечать повторяющиеся номера.

– Я там пометил, – заторопился Нихат, словно боясь, что его уличат в нерадивости и непрофессионализме, – это вот мужа ее номер, это вашей жены, вот сын, а вот это – как раз адвокат.

Которому и были сделаны последние в ее жизни звонки. Два, нет, даже три подряд.

Нет, два звонка и одно сообщение.

Адвокат вроде бы говорил, что она звонила ему два раза: первый раз, чтобы назначить встречу, второй раз, чтобы отменить. А сообщение? Или он не придал значения?

А вот утреннее сообщение Онуру – наверно, о том, что она уезжает? Значит, она все-таки говорила с ним раньше, чтобы подготовить?

– А распечатка разговоров и эсэмэсек где?

– Да пока нету… только номера сделали, и то! Я сказал, что к нам из Измира специалиста прислали и чтобы срочно, а то бы еще несколько дней провозились!

– Прислали, скажешь тоже! Ты бы особенно-то шум не поднимал – потом выяснится, что никто меня не присылал, и получится, что я тут самовольно командую. У меня на работе и так… того гляди – выгонят!

– Так иначе мы бы еще долго ждали, а так хоть номера вот есть! А вы штукатурку со стены тоже отправили?

– Ну да. Вместе с образцами этой… Марии твоей… а это Онура, что ли номер? – Кемаль посмотрел на вторую страничку.

– Почему это «моей»?! И вовсе не… ну да, племянника вашего, за последнюю неделю, – быстро переключился он, поняв, что Кемаль не собирается углубляться в вопрос его отношений с Марией. Которых, собственно, и не было вовсе. И быть не может. Камешек у нее останется – и больше ничего. – Вы же сказали… а что, не надо было?

– Да надо, надо, конечно! – Кемаль быстро просматривал список: куда длиннее, чем у Эмель, номера, в основном, не отца и матери… нет, вот Эмель. Каждое утро, примерно в одно и то же время, совсем коротко, меньше минуты. Что-нибудь вроде «Как ты?» – «Все нормально!», не более того. Явно не сложное объяснение насчет развода и другого мужчины, значит, они говорили еще раньше и, скорее всего, не по телефону. Так… Мустафа всего один раз за неделю, остальное, наверно, друзья-приятели да подружки, вот это наверняка нынешняя герл-френд – с ней чаще всего и длиннее. Хотя нет: самый длинный разговор с другим номером… и номер этот… нет, не подвела память, спасибо ей!.. и номер этот уже знакомый – интересные дела!

– Смотри-ка, – показал он Нихату, и тот, сразу сообразив, в чем дело, потянулся за первой страничкой: молодой, а память-то похуже, не запомнил! – Почти пятнадцать минут, интересно, о чем?

– Эрман не сказал, что звонил ее сыну! Впрочем, мы, конечно, не спрашивали, но… он мог бы и сам! Если ему нечего скрывать! Пять дней назад – не мог же он забыть! Или они часто созванивались?