Они не включали света, так и стояли посреди темной гостиной. Кемаль был в этом доме один раз и сейчас с трудом соображал, куда отвести Айше. В прошлый приезд они жили с другой стороны – на второй половине, фактически в отдельном доме, а здесь обитали сами хозяева, а как сейчас?
– Нет, – повторила она, не высвобождаясь из его объятий, но переместившись так, чтобы ее голос не исчезал у него подмышкой, – прямо сейчас. Мне так легче будет, вот увидишь. Давай сядем куда-нибудь.
Диван был освещен слабым отблеском уличного фонаря, Айше постаралась устроиться так, чтобы как можно большая часть ее тела ощущала его присутствие… господи, вот оно, счастье… хотя какое может быть счастье – без Эмель, без брата, со всем этим ужасом? А все равно: не счастье, так покой, его родной брат… брат…
– Значит так… сейчас я соберусь… и все порядку, без эмоций! Я полиции пробовала, но тогда… мы с Шейдой ее нашли… то есть сначала русская соседка… нет, подожди!
Так ничего не получится. Айше вдохнула поглубже – так, как учат всякие психологи, потом выдохнула и вдохнула снова. Надо рассказать все внятно, четко, они обсудят это убийство, как обсуждали всегда все другие, не затрагивающие их лично.
Тогда Кемаль сможет что-то предпринять и выяснить.
– Сейчас… с самого начала… – знать бы еще, где оно, это начало? Надо просто что-то принять за начало – не с японской Фемиды же все началось, на самом деле! Пусть будет… какой день? Ну, например, когда к ним прибежала Татьяна.
– Несколько русских семей снимают здесь дачи, – начала она, и Кемаль понял, что ей наконец-то удалось собраться с мыслями. Что ж, пусть рассказывает, анализирует, она это любит, хоть выговорится! – Два дня назад выяснилось, что одну из них надо срочно освободить: что-то там случилось у хозяев, и они приедут. Татьяна – это русская риэлторша, она здесь каждый год сдает дачи и сама все лето живет – прибежала к нам. У Эмель же два дома, это все знают, она попросила помочь – поселить этих дачников к нам на две недели. Мустафа не очень хотел, но ты же знаешь Эмель: всем всегда помогает! Ты сказал, что не приедешь, Мустафа тоже часто на работу ездил, ну, мы и решили: я перебираюсь из гостевого дома в этот, на третий этаж, тот мы приводим в порядок, и пусть въезжают. Они очень приятные, я знакома с Ланой, но она сама гостит у сестры. Главная там сестра, к ней муж должен приехать, а к Лане друг или жених, что ли, не знаю. Позавчера вечером мы все решили, вчера я перенесла вещи, а сегодня с утра Мария – это старшая русская – пришла к нам и стала свои вещи приносить. Она по-английски говорит, я так поняла, что ей только что обо всем сказали, она была удручена… не знаю, почему Татьяна не сказала ей заранее. Словом, картина такая: Эмель пылесосит на втором этаже, я на третьем убралась и… – она замялась.
Вот так всегда и бывает в любой истории, неважно с убийством или нет, но особенно с убийством: каждый, даже самый честный, самый старательный и объективный свидетель стесняется какой-то мелочи и пытается ее скрыть. Ну что такого, спрашивается, могла делать его абсолютно ни в чем не виновная, любимая и по натуре правдивая Айше, что вдруг примолкла и стала выбирать слова?
– Я к себе поднялась… вроде дел никаких не было… я поработать хотела, мысль одна пришла в голову…
Все понятно: ей стыдно, что оставила Эмель и не помогала ей. Если бы они убирались вместе, то… но двум женщинам нечего делать с одним пылесосом, и если бы ничего не случилось, Айше не пришло бы в голову в чем-то себя винить. Убралась на третьем этаже – Эмель принялась за второй, а Айше посчитала себя свободной, и все дела. Еще, наверно, и Эмель внушала, что нечего тут все вылизывать, и так чисто!
Надо отвлечь ее от мыслей о собственной вине – иначе примется себя изводить и упрекать, как будто можно предвидеть такие вещи! А убийца: или он точно знал, что Эмель одна, или ему повезло, или все вышло случайно, и он не планировал ее убивать? Как можно спланировать убийство среди бела дня в доме, где все двери настежь, где женщины ходят туда-сюда, где, в конце концов, такая слышимость?..
– Как ее убили? – невозможно уже не задать этот вопрос. – Чем?
– Мечом… японским мечом для харакири… несколько раз… – голос отказывался повиноваться, выговаривал с трудом, почти неслышно.
– Откуда он здесь взялся, господи?!
– Это… Эрмана… у них все… японское…
– Ничего не было слышно из-за пылесоса, да? И где был Мустафа? – лучше, наверно, об этом, чем о таком экзотическом оружии.
– Мустафа за рыбой поехал. К рыбакам на залив.
– Именно в это время? Он это планировал или так случайно совпало? Кто знал, что он уехал?