Корбан допускал, что так может случиться, но все равно сердце у него екнуло, и он едва устоял на ногах. Повторный курс обойдется ему недешево, однако он признавал такое решение правильным и справедливым. Любой, у кого есть хоть капля здравого смысла, не станет ждать снисхождения в университете такого уровня. Конкуренция не располагает к снисходительности.
— Справедливо, сэр. Я согласен на удовлетворительную оценку. Если вы позволите, я буду посещать занятия до окончания семестра. — Он еще многому должен научиться.
Профессор Вебстер надел очки:
— И что же случилось с начатой вами курсовой работой?
Корбан почувствовал, что покраснел до корней волос, и медленно выдохнул:
— Я взял за основу неверное утверждение.
— Неверное?
— Допустим, вы начинаете создавать жилые комплексы для людей, о которых никто не заботится, а значит, от них очень просто избавиться. Неважно, как замечательно выглядит эта программа на бумаге, но для ее осуществления необходим сильный нажим со стороны государства. К тому же есть искушение избрать быстрый способ решения долгосрочных задач. Когда все возмущаются высокими налогами и требуют их снижения, проще всего пожертвовать теми, кто не может себя защитить. Сейчас я имел в виду нерожденных детей. Я не хочу участвовать в разработке программы, предусматривающей уничтожение престарелых.
— Все это вам открыла та пожилая женщина?
— Лиота Рейнхардт
Профессор Вебстер откинулся на спинку кресла.
— Основную часть наших студентов составляют замечательные молодые люди. Мне уже приходилось иметь дело с напыщенными студентами, которые считали, что высокие баллы делают их особенными. Они настолько заняты собой, что воображают, будто знают больше всех вместе взятых профессоров, даже с двадцатилетним опытом работы.
Лицо Корбана вспыхнуло. Он вполне заслужил эту отповедь, даже больше, чем кто бы то ни было.
— Простите меня, сэр. Я вел себя, как идиот. — Он привстал со своего места, собираясь покинуть кабинет.
— Сядьте, мистер Солсек. Я еще не закончил.
У Корбана опять екнуло сердце. Он опустился на стул и стал ожидать решения своей участи.
— За все годы моего преподавания я могу на пальцах пересчитать студентов, которым хватило мужества прийти ко мне, признать свою ошибку и безропотно согласиться на удовлетворительную оценку.
Слова профессора согрели Корбану душу.
— Благодарю вас, сэр.
— Вы можете посещать мои занятия. Я позволю вам выполнить работу позже, если вы будете слушать мой курс в следующем семестре. Договорились?
Профессор встал и протянул Корбану руку.
Молодой человек некоторое время с недоумением смотрел на него. Потом сорвался с места и с восторгом пожал профессору руку.
— Договорились, сэр! Огромное вам спасибо!
Профессор высвободил свою руку и улыбнулся:
— Интересно будет посмотреть, что вы выкинете в следующий раз.
Нора не разговаривала с Энн-Линн уже десять дней, которые прошли со времени их последнего телефонного разговора. Он состоялся на второй день после возвращения ее матери из больницы домой.
— Ты не хочешь помочь мне, мама? — спросила ее тогда Энн-Линн. — Один день в неделю было бы очень кстати.
— Своим согласием я только подтолкну тебя к продлению этого безумия.
— Но я хочу заботиться о бабушке.
— Да? Значит, тебе нравится, что ты бросила художественную школу, уехала от друзей, перестала встречаться с парнями? Ты действительно
— Мама, что может быть лучше моей любви к бабушке Лиоте?
Нора еле удержалась от того, чтобы не сказать: «Любовь ко мне», но что-то ее остановило. Возможно, она вспомнила взгляд Энни, когда Джордж обвинил Лиоту в растранжиривании его наследства.
Прошло больше недели после телефонного разговора с дочерью. У Энн-Линн было достаточно времени, чтобы все обдумать и понять, какую тяжелую ношу она взвалила на свои плечи. Нора набрала номер телефона матери и после двух гудков услышала приветливый голос Энни.
— Алло!
— Это твоя мама, Энн-Линн, я…
— Прошу нас извинить, но в данный момент мы не можем ответить на ваш звонок. Пожалуйста, оставьте сообщение, мы свяжемся с вами при первой возможности. Спасибо!
Автоответчик. Что-то новенькое. Нора слушала и соображала, стоит ли оставлять сообщение.
— Это твоя мать, Энн-Линн. Я звоню, чтобы узнать, как у тебя дела. — Она чуть крепче сжала трубку. Как вам живется вдвоем? — Она не могла позволить себе добавить: «Надеюсь, хорошо». Больше сказать ей было нечего, и она положила руку на рычаг. Затем на какое-то мгновение прижала трубку к груди и лишь потом с тяжелым вздохом вернула ее на свое место. До обеда ей предстояло закончить кое-какие дела в университетском женском обществе любителей литературы и затем пройтись по магазинам, чтобы купить рождественские подарки.
Как же она ненавидела Рождество!