Сад лжи. Книга 1

«Сегодня же вечером все ему расскажу», — решила она.

Впервые за прошедшие сутки с тех пор, как она прочла свой «приговор», Рэйчел показалось, что все на самом деле сможет в конце концов уладиться.

— Подонок проклятый! У нас тут полно срочных дел — сердечная недостаточность, новорожденный с тахикардией, а этот идиот ведет себя, как неумеха-первокурсник. Господи, он что, спятил? Вся ординаторская провоняла его блевотиной…

Рэйчел следила за тем, как в ярости Дэвид меряет шагами ковер, расстеленный в ее маленькой гостиной. Конечно, думала она, Дэвид прав. Доктор Петракис становится прямо несносен — одна ужасная история за другой. Пусть он и заведующий гинекологией, его давно следовало выгнать отсюда. Настоящий буйный алкоголик — такого и в санитары не взяли бы…

Но сосредоточиться на Петракисе она все-таки была не в состоянии. Ее одолевали мысли о своем будущем ребенке. Как преподнести все это Дэвиду? Она даже решила, что лучше, пожалуй, написать письмо и сунуть ему в карман, когда он будет уходить. Что-нибудь в таком роде:

«Дорогой Дэвид! У меня есть для тебя… пациентка. У нее примерно восемь недель беременности. Она скорее всего типичная психопатичка…»

Неужели сохранять беременность в ее случае — безумие, спрашивала она себя, свернувшись калачиком на диване и держа руку на животе, словно прислушиваясь к тому, что происходит там, внутри. Рэйчел прекрасно понимала, что пока не может ровно ничего чувствовать. Но тем не менее все-таки прислушивалась. Ей казалось, что изнутри исходит какое-то особое тепло, своего рода сияние, как из освещенного окна, говорящего прохожему, что дома кто-то есть.

Только вот поймет ли ее состояние Дэвид? Она вспомнила, как он говорил, что больше всего ценит в ней твердость, делавшую ее не похожей на других представительниц женского пола, обычно отличающихся слабоволием и сентиментальностью. Не воспримет ли он ее стремление сохранить ребенка как проявление именно этих женских качеств?

Но, черт побери, я ведь к этому совсем не стремилась! И он это знает.

Впрочем, приглядываясь к нему сейчас — глаза, сузившиеся до размера зеленых щелочек, лицо, перекошенное от гнева, стремительные шаги, оставляющие на ее старом ковре все новые и новые «холмы», — она начинала серьезно в этом сомневаться.

Ей, значит, придется оставить эту свою уютную квартирку в Виллидж, к которой она так привыкла, хотя на пятый этаж нужно подниматься пешком, а комнаты настолько тесные, что скорее напоминают большие почтовые марки, и перебраться к нему? Рэйчел особенно нравилось делить жилье с Кэй Кремпел, дипломированной медицинской сестрой, с которой они познакомились в Беллвю и стали хорошими друзьями — во всяком случае, им всегда бывало весело вдвоем. Эту квартиру подобрала и по существу подарила ей мама, настоявшая на том, что все оплатит и организует, и она же предложила счистить всю краску с потрескавшихся и выщербленных стен, впервые покрашенных, должно быть, еще на заре палеозойской эры, освежить лепку и оставить все деревянные конструкции в их естественном виде. Затем квартиру заставили растениями в терракотовых мексиканских горшках, недорогой мебелью из ротанга с полосатыми салфетками и подушками на диванах, а к потолку в каждой комнате подвесили вентиляторы. Рэйчел называла их гнездышко «Касабланкой ранней поры», и единственным ее желанием было, чтобы мама перестала проводить там чересчур много времени.

«Да ты что, с ума сошла? — обрушилась она на самое себя. — Конечно, ты переедешь отсюда к Дэвиду. А как же еще?»

— …да этот человек просто маньяк. Чертов маньяк! Какие там, ко всем матерям, обращения в суд из-за неправильного лечения! Его надо брать и арестовывать. Будь у меня влияние на правление, я бы…

Дэвид остановился посреди комнаты, подошел к незанавешенному окну, выходящему на Гров-стрит. Днем, стоя тут, можно было вдыхать волшебный аромат итальянской пекарни, видеть, как из антикварной лавки выносят старинные комоды, или наблюдать за парочками, забегавшими перекусить в бистро «У Пьера».