Она бросилась бежать, впервые, может быть, не заботясь о том, как выглядит и кто ее видит. Джеральд! Она должна поскорее вернуться к нему. Боже милостивый, если он узнает, это его убьет. Этого нельзя допустить.
— Сильвия! — кричал Никос. — Подожди!
Ее лицо горело при мысли о том, что на нее, должно быть, смотрят, о ней шепчутся.
«Пожалуйста, — хотелось ей крикнуть, — пожалуйста, оставь меня в покое».
Но даже пока она бежала по коридору, опоясывающему партер, и вода из стакана выплескивалась ей на руку, и потом, когда она с бьющимся сердцем, удары которого раздавались у нее в ушах, подобно грохоту поезда в тоннеле, влетела в ложу, Сильвия знала, что убегает она не от Никоса, а от самой себя. От страшной правды.
7
Протиснувшись в вагон подземки, Роза попыталась ухватиться за поручень, чтобы ее не так болтало из стороны в сторону вместе с другими пассажирами, которые при движении поезда буквально валились на нее. Слава Богу, что она хоть едет в нужном направлении. Домой!
Закрыв глаза, Роза представила, что уже добралась до своего подъезда. Вот она поднимается по лестнице — четыре крутых марша. Подниматься надо как можно медленнее, чтобы как можно дольше продлить момент сладостного ожидания. Забыть, что наверху ее ждет Нонни! Зачем думать о том, что испортит ей радость — предстоящую радость от письма. Письма от Брайана.
«Господи, сделай так, чтобы сегодня оно было! Уже целых два месяца от него ни строчки. Я терпела и не жаловалась. Но сегодня пусть будет письмо. Или открытка. Ну хоть что-нибудь! Он не убит, я знаю. Ведь отцу с матерью он пишет. Так почему же он не пишет мне?!»
А что если, вдруг с ужасом понимает Роза, он не пишет ей потому, что разлюбил?
Она чувствует, что начинает потеть: влажное пятнышко между грудями увеличивается в окружности подобно капле воды на промокашке — вот уже влажными стали подмышки, а мокрая блузка под толстым шерстяным пальто прилипла к лопаткам. Ледяная глыба страха сдавливает внутренности.
«Пожалуйста, — беззвучно шевелятся ее губы, — ну пожалуйста… Господи, сделай так, чтобы сегодня было письмо!..»
И тут она почувствовала, что прижавшееся к ее спине тело подозрительно ерзает. Явно мужское. До нее долетает крепкий запах табака. Боже, даже через свое толстое шерстяное пальто она ощущает прикосновение твердой мужской плоти! Розу охватили отвращение и ярость.
Она попыталась отодвинуться, но увидела, что это невозможно: со всех сторон она сдавлена людьми. Мужчина между тем еще плотнее вдвинулся в нее. Черт, она даже не может повернуться, чтобы посмотреть, кто это. «Извращенец, скот — такие звонят по телефону маленьким девочкам и говорят им разные похабства».
Роза стиснула зубы и подумала о книге, зажатой у нее под мышкой, — переплетенном томике «Юридического обозрения» за 1967 год. Она постаралась по возможности ослабить локоть, с тем чтобы он мог свободней маневрировать, что позволяло ей использовать его вместе с книгой в качестве тарана. При первом же движении она почувствовала, что ее маневр возымел действие: мужчина за спиной удивленно крякнул. И самое главное, давление на ее спину разом ослабло.
Остановка. Со скрипом отворились двери. Голос машиниста, усиленный микрофоном, хрипло проорал: «Де Калб авеню, следующая — Атлантик». Часть пассажиров, с трудом продравшись к выходу, сошла, но им на смену народу набилось еще больше. В последний момент Розе неудержимо захотелось проскользнуть среди входящих и выскочить на платформу. Возможно, очередной поезд не будет так переполнен — во всяком случае она сумеет отделаться от своего преследователя.
И все же Роза остается. Стоит на прежнем месте, кусая губу. Ей во что бы то ни стало надо скорее добраться до дому. Там ее ждет письмо от Брайана. Сегодня оно непременно должно быть. Она в этом уверена. Может, их даже окажется несколько. Целая пачка! Все, что он ей посылал. Все, что вовремя не успели дойти — не туда попали или где-то завалялись.
«Только об этом я и прошу тебя, Господи, — продолжает она беззвучно шептать, оглушаемая грохотом поезда. — Обещаю вознести за каждое письмо по дюжине молитв. И стоять на коленях не на ковре, нет, а на кафеле в ванной. Пол там самый жесткий и самый холодный. И еще, я опять буду ходить к священнику на исповедь… и на мессу в страстную пятницу…»