— Макс, — пробормотала Роза. — О, Макс! Как бы я хотела, чтобы это был ты. Больше всего на свете.
Макс хотел ее. Она почувствовала это, прижавшись к нему. И, странное дело, она тоже испытывала желание. Она жаждала отдать ему все, что могла, пусть это было и не все, чего хотелось ему. Разве немного любви не лучше, чем совсем ничего?
Неожиданно Макс стал покрывать ее поцелуями — и она отвечала ему. Его поцелуи были жесткими, царапающими, совсем не похожими на нежные и ласковые, к которым она уже успела привыкнуть. Он целовал ее так, словно прощался. Макс со стоном опустился на колени, уткнув лицо в ту складку юбки, что образовалась между ногами от порыва ветра. Пальцы Макса впились ей в ягодицы, а дыхание обжигало тело сквозь тонкую ткань.
Роза слегка отклонилась назад, запрокинув голову и позволяя прохладному ветру обвевать лицо и волосы.
Макс между тем пытался снять ее трусики — его ногти несколько раз царапнули кожу ее бедер. И, видит Бог, она помогала ему справиться с этим.
Вот уже трусики зажаты у нее в кулаке. Комочек шелковых кружев. Она купила их после первой ночи, которую провела с Максом. Роза швырнула их вверх — и порыв ветра подхватил серебристую полоску ткани, мелькнувшую сияющей дугой над перегородкой. Она увидела, как трусики плывут над темными каньонами и сверкающими авеню города, подобно фантастической птице.
Роза повернула к Максу лицо и, задрав юбку выше пояса, прошептала:
— Возьми меня.
31
Лежа в темноте рядом с Никосом, Сильвия чувствовала себя совершенно разбитой. Впервые она занималась любовью с ним в своей постели. Постели, которую до сих пор она делила только с Джеральдом.
В этот раз Никос показался ей несколько грубым в своих ласках. Словно он торопился поскорее все кончить, не то что раньше, когда, наоборот, всячески стремился продлить момент близости.
«Неужели он на меня сердится?» — с тревогой подумала Сильвия.
Она прислушивалась к его тяжелому дыханию — ее собственное сердце понемногу входило в норму. Душная тьма наваливалась на нее плотной массой. Она протянула руку и когда пальцы Никоса, откинув смятую простыню, в ответ сжали ее кисть, Сильвия почувствовала прилив радостного облегчения.
Она стала перебирать в уме события минувшего вечера. Превосходный ужин в «Каравелле» — бутылка потрясающего «Шато Осон», чтобы достойно отметить завершение отделки их дома. Ей так хотелось сделать этот вечер совсем особенным. Продумано было все, вплоть до мельчайших деталей, включая ее туалет. Она выбрала платье из мягкого зеленого бирманского шелка оттенка листьев водяной лилии с картины Моне. Этот цвет удивительно гармонировал и с ее глазами и с изумрудами у нее в ушах. Но Никос, казалось, ничего не замечал. Вежливый, но рассеянный, он явно думал о чем-то своем. А теперь это упорное молчание. Что бы это значило?
Она сжала его руку, надеясь, что он заговорит.
Впрочем, Сильвия уже сама догадывалась, о чем он думает. В глубине сердца она с ужасом ждала его слов. Этот разговор между ними назревал целых три недели — с тех пор, как она впервые рассказала ему о Розе. Никос стал тише, задумчивее, но внутри, Сильвия чувствовала это, у него все кипит.
— Я видел ее, — произнес он. — Розу.
Сильвия почувствовала, как сжалась ее грудь. Легким не хватало воздуха, словно она дышала через соломинку.
«Я не должна была ему рассказывать, — подумала она. — Надо было сохранить все в тайне. На что я надеялась, когда открылась ему?»
— Она красивая и такая умная, — продолжал Никос дрогнувшим голосом. — Если бы ты только знала… Если бы только могла ее увидеть, Сильвия. Боже мой, это наша дочь.
Сильвия, не в силах дольше выносить давящую тяжесть на сердце, рывком села на кровати. Отбросив простыни, прилипшие к ее ногам, она встала.
Каждый шаг по ковру давался ей с трудом. Подойдя к скамеечке перед туалетным столиком, она схватила халат и поспешно стала натягивать его на голое тело. Рукав затрещал, но какое это имело значение. Теперь значения не имело уже ничего.
Сильвия опустилась на козетку в стиле Рекамье: множество бархатных подушек как бы пришли ей на помощь, ограждая и защищая.
Высокие французские окна были открыты, и теплый ветерок шевелил кружевные занавески. Тусклый свет луны позволял Сильвии разглядеть очертания роз в своем саду. Однако цвета различить она не могла, так что изображение получалось черно-белым, как на старой фотографии. «Шот силк», ее любимые розы, вились уже над чугунными перилами балкона, проглядывая через балюстраду в форме столь обожаемой ею арфы… А вдоль увитой плющом южной стены бледно светились голубые нильские красавицы.
«О, мои дочери, — неслышно прошептали ее губы, — берегите их! Пусть они сохраняют свою свежесть. Вы вправе наказать меня, но только не их!»