Рэйчел снова сделалось стыдно. Ну, конечно же, как она могла забыть! Ей вспомнилась смерть папы. Разве не доказала тогда мама, какой сильной она может быть. Гораздо сильнее, чем думала Рэйчел.
В этот момент Брайан под столом сжал ее пальцы — и это растрогало Рэйчел чуть ли не до слез. Боже, как давно он вот так, спонтанно, не касался ее руки!
— Прости, мама. Мне просто… не очень-то хотелось говорить на эту тему. Ни с кем, кстати. Не только с тобой.
— Да и потом, пока что особенно было не о чем, — поспешил напомнить жене Брайан. — Обычная предсудебная волокита. На юридическом языке это называется выяснение обстоятельств. Роза занималась сбором свидетельских показаний. Она…
— Роза? Адвоката Рэйчел зовут Розой? — прервала его Сильвия сразу же охрипшим от волнения голосом. Плечи ее сжались. Рука с ножом неподвижно застыла в воздухе. На серебряном лезвии играли отблески пламени горящих свечей.
Брайан с удивлением взглянул на нее.
— Да, ее зовут Роза Сантини, — уточнил он.
Эти два слова эхом отдались в неестественной тишине, которая наступила в столовой.
Сильвия сидела с широко распахнутыми глазами, побледневшая, словно вся кровь разом отхлынула от лица.
«Странно, — недоумевала Рэйчел. — Имя Роза что-то для нее значит. Иначе откуда у нее такой
Глухо звякнув, из пальцев Сильвии выпал нож — по белоснежной льняной скатерти разлетелись черные крошки. Пошатнувшись, она прижала ладони к груди. Лицо ее сделалось совсем белым.
— Мама! Что с тобой? — бросилась к ней Рэйчел.
Сильвия покачала головой. Словно выброшенная на берег рыба, она жадно ловила ртом воздух. Костяшки вцепившихся в край стола пальцев побелели.
Следом за Рэйчел к Сильвии кинулся Никос.
Она нашла в себе силы жестом дать понять, что никакой помощи ей не надо: затрепетавшая в воздухе кисть напоминала раненую птицу.
— Ничего… ничего… — пробормотала она непослушными губами. — Сейчас все пройдет. Что-то, наверное, съела. Просто закружилась голова. Может быть, мне лучше прилечь? Пожалуйста, вы уж меня извините. Ты оставайся здесь, Никос. Наверх меня проводит Рэйчел…
Дочь обняла мать за плечи и пошла с ней в спальню, не переставая удивляться — и даже пугаться — ее худобе. «А что, если мама больна? — подумалось ей. — Я была так занята все последнее время собственными проблемами, что вполне могла ничего не заметить…»
Сама мысль о том, что она может в один прекрасный день потерять маму, показалась ей невыносимой. Представить свою жизнь без мамы, без ее нежности и даже ее старомодного, но такого в сущности безобидного оптимизма, было невозможно.
Тишину спальни — когда-то здесь мама делила свое ложе с папой — нарушало лишь тиканье старинных часов, стоящих на высоком комоде. Рэйчел медленно огляделась, припомнив, как ребенком на цыпочках ходила по этому бледно-серому ворсистому ковру, любуясь антикварной полированной мебелью, вазами тонкого хрусталя и статуэтками стаффордширских бультерьеров, расставленных на хрупких ночных столиках. Как она тогда боялась что-нибудь разбить — даже дыхание сдерживала. Теперь, взрослой, она убедилась, как прекрасно это место на самом деле. Место, где все говорит о маме с ее любовью к изысканности и безмятежности. Да это, в сущности, чудесный островок в бушующем океане жизни.
«Здесь, в этой комнате, — сказала она себе, — не может случиться ничего плохого».
Рэйчел с тревогой взглянула на Сильвию, такую худую и бледную под кружевным покрывалом. Она только что приняла таблетку «валиума», которую Рэйчел нашла в аптечке ванной комнаты, и, казалось, вот-вот должна заснуть.
«Господи, — не могла успокоиться Рэйчел, — если бы только мама не была такой бледной!» В мягком розоватом свете ночника, падающем на мамино лицо, ей были хорошо видны темные круги под закрытыми сейчас глазами.
Осторожно присев на край кровати, она следила за тем, как слабо вздымается и опускается грудь Сильвии.
Помимо своей воли Рэйчел вспомнила Альму Сосидо: как часто она вот так же сидела на краешке ее кровати и несла свою горькую вахту. Правда, она знала, что Альма уже никогда больше не проснется…
«Да нет, — утешила она себя, — мама в полном порядке. Просто устала — вот и все. Ее утомила эта работа по переустройству дома, беготня, постоянные поиски обоев, ковров и паркета из орехового дерева, чтобы было подешевле… Она совсем как ребенок, увлеченный новой игрушкой: ему и в голову не придет передохнуть или вообще отказаться на время от своей забавы…»
И все-таки Рэйчел решила взять с мамы слово, что она обязательно вызовет своего доктора, не откладывая, прямо с утра. А потом пройдет полное медицинское обследование.
Неожиданно Рэйчел увидела, как из-под покрывала выскользнула рука — холодные пальцы сжали ее запястье. Господи, мама! Что случилось?
Глаза Сильвии были широко раскрыты и в упор смотрели на дочь. Взгляд, однако, казался затуманенным, как у лунатика.
Сердце Рэйчел высоко подпрыгнуло в груди.
— Доченька… — проговорила Сильвия каким-то странным шепотом, смотря на Рэйчел невидящими глазами. — Где ты?
— Я здесь, мама, — произнесла Рэйчел нарочито бодро.