Сад лжи. Книга вторая

Макс почувствовал, как на душе у него полегчало. С удовольствием следил он за лицом Розы и ее широко распахнутыми глазами, когда она смотрела, как официант накрывает стол. Высокий куполообразный шеффилдский чайник; серебряное ситечко на чашке; сахарница с горкой блестящего коричневого сахара „демерара"; белый фаянсовый кувшин с кипятком и молочник с горячими сливками.

Роза в изумлении уставилась на всю эту роскошную сервировку.

— Прямо не знаю, с чего начать, — призналась она. — Может, они организуют тут курсы для начинающих? Я бы с удовольствием на них пошла.

По-детски изумленное лицо Розы напомнило Максу о маленькой обезьянке. Ему не достает дочери. Когда он собирал вещи, отправляясь в Лондон, она молча сидела на краю кровати, застланной стеганым покрывалом. Руки и ноги как спички, золотистые волосы распущены, глаза серьезно следят за ним, провожая взглядом каждую рубашку, галстук или пару носков, отправляющихся в чемодан. Таков был давно заведенный ритуал: она всегда присутствовала при его предотъездных сборах. В старые добрые времена, закончив укладываться, Макс, выпрямившись, упирал руки в бока и цедил сквозь плотно сжатые губы: „Хм-м… Что-то я вроде забыл, а?" Обезьянка при этих словах тут же прыгала в открытый чемодан и заливалась ликующим смехом: „Меня! Ты меня забыл, папочка!" Так бывало прежде. Однако на сей раз она не реагировала на его „Хм-м". Закатив глаза, дочка произнесла с бесконечным презрением в голосе: „О, папочка! Я ужеслишком взрослая для таких глупостей!"

Пятнадцать… Господи, как же быстро бежит время! Макса пугала та легкость, с которой люди, которых ты любишь, могут запросто исчезнуть из твоей жизни. Нельзя допустить, чтобы такое случилось с Розой, сказал он себе. Она должна оставаться… хотя бы в качестве просто друга, если уж не возлюбленной.

Макс поднял белый фаянсовый кувшин.

— Сейчас я вам все покажу, — а про себя с горечью подумал: „Старый пердун, недоделанный Генри Хиггинс! Что, не хватает мозгов, чтобы во время отойти в сторону?" Однако продолжил как ни в чем не бывало. — Сначала наливаем молоко. Затем заварку через ситечко — вот так. Не больше чем полчашки. Чай очень крепкий. Потому-то и надо разбавить его кипятком. Ну и наконец сахар, если требуется. Поехали!

Он смотрел, как Роза осторожно делает первый глоток.

— Ничего, — произнесла она. — Но весь этот шум-гам вокруг чашки чая… неудивительно, что в войне за независимость англичане проиграли.

— Пейте и не думайте самоуспокаиваться, — заметил Макс, поглядев на часы. — Британцы пока еще не проиграли… посмотрим, какие глаза будут у Девон Кларк и напомнят ли они белые флаги капитуляции, — закончил он шуткой.

…Макс беспокойно заерзал в кожаном кресле с закрытыми подлокотниками. Двадцать минут второго, и в офисе Адамса Рэтбоуна, эсквайра, в гостинице „Грей", становилось жарко, как в сауне. Между тем до достижения соглашения было так же далеко, как и два с половиной часа назад, когда они сюда пришли. Все это начинало уже казаться нудной салонной комедией, в которой персонажи обмениваются остроумными репликами, но ничего существенного не происходит.

Даже сам офис, подумал Макс, выглядит ненатурально, словно театральная декорация, выдержанная в псевдовикторианском стиле. Обитая материей из конского волоса софа с грудой подушек и подушечек, старинный витой шнур звонка возле дверного проема, резной слоновый бивень на каминной полке… А этот стул в углу, заваленный книгами — скорее всего тоже не больше чем нарочитый атрибут обстановки в диккенсовском духе. Или горящие угли в камине — кому они нужны, когда на улице по меньшей мере двадцать градусов тепла.

Девон Кларк, звезда их салонного шоу, находилась, естественно, в самом центре сцены, восседая на круглом подлокотнике софы и болтая маленькими ножками, едва достающими до потертого персидского ковра на полу. Крошечная женщина, далеко за пятьдесят, чем-то напоминающая попугая — такой же заостренный нос клювиком, румяна на сморщенных щечках, ярко-зеленое платье и легкий голубой шарф на шее.

Напротив за массивным столом с резным орнаментом сидел ее адвокат, а вернее, пародия на адвоката: крупный лысеющий джентльмен, облаченный в жилетку с непременной золотой цепочкой и упирающийся подбородком в тугой стоячий воротничок.

Бут, чьи интересы представлял в Лондоне Макс, уполномочил его предложить бывшей жене до пятидесяти тысяч фунтов стерлингов, если она возьмет свой иск обратно и наконец отвяжется от него. Однако Девон Кларк, казалось, желала только одного: публично излить на голову бывшего мужа все свои эмоции. Уже несколько раз, варьируя набор проклятий из Книги Иова, она обрушивала свой гнев на Джонатана Бута, „это чудовище, исчадие ада, ввергшее бедную женщину в пучину страданий".

— …Хотите знать истинную причину, заставившую его создать свою так называемую книгу или, точнее, навозную кучу, каковой она на самом деле является? — патетически воскликнула Девон Кларк, закуривая очередную (чуть ли не сотую по счету) сигарету.