Сад мертвых бабочек

– Знаешь, это так греет душу, что ты сумел все эти годы помнить обо мне. А у меня тут мама похоронена, и я за все годы там ни разу не побывала…

Взяв ее за руку, Валька номер два сказал:

– Пойдем!

Она не стала спрашивать куда, так как доверяла ему.

Даже больше, чем в свое время Вальке номер один.

Он привез ее на кладбище, к могиле мамы, где Анжела была всего единожды.

Могила ухоженная, со свежими цветами.

Чувствуя, что слезы катятся у нее из глаз, Анжела прошептала:

– Это ведь ты… Ты все эти годы…

Валька – никакой не номер два, а просто Валька! – ничего не ответил, а Анжела, уткнувшись ему в грудь, все плакала и плакала.

А когда они вернулись на дачу, то выяснилось, что процесс пошел.

Слухи в городе ходили разнообразные, будоражащие. В особенности когда мэрша Заяц вдруг ни с того ни с сего подала в отставку, мотивировав это «семейными причинами».

Они у нее были, ведь ее папочку-прокурора области накануне сняли с должности, а потом он вообще умер. Вроде от инфаркта, но, как судачили, застрелился, когда его пришли арестовывать.

Кое-кто намекал, что не застрелился, а застре- лили.

А потом последовал еще один арест – на этот раз супруга бывшей мэрши. Который, как вскрылось, не только манипулировал с госзаказами и отчетностью, но и щедро спонсировал местных нациков.

А когда речь зашла о причастности покойного прокурора к организации мощной ОПГ и даже не к десяткам, а сотням разнообразных преступлений, в том числе и убийств, Зойка вдруг ударилась в бега.

Казавшаяся незыблемой империя, лишившись центра притяжения, разваливалась на глазах, и новые хозяева города накладывали лапы на самые лакомые кусочки.

Весна еще толком не настала, а все уже было кончено.

– Ты довольна? – спросил Валька Анжелу, и та вздохнула:

– Те, кто виноват в гибели мамы, Демидыча и Вальки номер… ну, твоего тезки, или умерли, или под следствием…

– Или, как наша бывшая мэрша, арестованы при попытке незаконного пересечения границы.

– Однако им если что и предъявят, так это не причастность в смерти мамы, Демидыча и твоего тезки – улик нет, исполнителей в живых тоже уже нет, сколько лет прошло…

– Но зато они понесут ответственность за иные вещи, может, даже и похуже…

Что правда, то правда.

– А вот исчезновение твоего брата… – начал Валька.

Анжела сказала:

– Ну да, они ко всему причастны, но только не к этому! Но всех тайн не разгадать.

И, посмотрев на Вальку, вдруг поняла, что…

Что он ей очень нравится?

Или что, может быть, она за это время влюбилась в него?

Самой прямой была Нина, задавшая ей вопрос:

– Мамочка, Валя будет теперь моим папой?

И заметив колебания Анжелы, заканючила:

– Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, мамочка! Мы тут останемся?

Анжела отрицательно качнула головой. Нет, тут им делать больше нечего.

– Тогда давай возьмем Валю с собой! У нас дом на океане большой, всем места хватит! – И добавила: – Он же сказал мне, что любит тебя!

Ну да, это было очевидно. Вопрос только в том: а она его?

В тот жаркий день конца июня они наведались в интернат для психически больных подростков, тот самый, куда ее в свое время заперли.

Выяснилось, что бывшая мэрша вывела его из муниципальной собственности и продала фирме собственного мужа: дело было, конечно, не в психически больных детях, а в том лакомом участке, на котором располагался интернат и где предстояло возникнуть элитным загородным коттеджам.

Незаконную сделку задним числом суд отменил, и Анжела, прихватив фотоаппарат, в сопровождении Вальки (Нина осталась с двумя Женями, которые души в ней не чаяли и которых хитрая девочка тоже предложила забрать с собой), бродила по запущенному саду интерната, делая фотографии полевых цветов.

По сути, это место с разваливающимся домом мало чем отличалось от старинного французского замка с ландшафтным парком, клиники доктора Шметтерлинга: и там, и там пациентам жилось несладко.

Анжела решила, что сделает репортаж об обитателях провинциального интерната для психически больных детей и подростков.

И что будет помогать им – не одновременно, а на постоянной основе.

Она зашла в здание. Когда-то оно казалось ей огромным, а на самом деле было не такое и гигантское.

От времени, что ли, скукожилось?

Она прошла по длиннющему коридору и обнаружила тот бокс, куда ее запирали.

Кажется, он использовался до сих пор.

Кто-то из руководства заваливал важную гостью фразами, а Анжела даже не слушала. Ее глаза ловили детали.

Трещина в стене, а в ней – паук. Мимолетная улыбка бритого наголо хрупкого мальчика. Пожилая санитарка, выливающая содержимое ведра на истертый линолеумный пол, чтобы начать его драить.

Жизнь, как она есть.

Но как не должна быть?

Они прошли в большое помещение, где, явно проинструктированные, питомцы занимались склеиванием поделок.

– Вот это Алеша. Он у нас уже семнадцать лет. У него…

Внезапно Анжела увидела, как стоявший у стенки худой, с угреватым лицом, мужчина, уставившись на нее, вдруг попятился, а потом вдруг развернулся и кинулся бежать прочь.

– Он меня испугался? – спросила удивленно Анжела. – Но я его даже не знаю!