Сад мертвых бабочек

Хотя его лицо показалось ей знакомым.

Дама, проводившая экскурсию, пояснила:

– Это Родионов, толковый наш санитар, уже давно тут работает, ребята в нем души не чают…

Внезапно раздался стук – и Анжела увидела, что деревяшка, являвшаяся заготовкой поделки, вывалилась из рук одного из подростков.

Опустившись перед ним на корточки, Анжела тихо спросила:

– Ты так не считаешь?

Подросток, тяжело дыша, судорожно задергал головой.

Анжела прижала подростка к себе.

– Он… он плохой… Он… ночью делает со мной и другими вещи, которые нам не нравятся… Ночью, но иногда и днем тоже. И утром. Он сказал, что о них нельзя говорить, иначе нас всех навсегда отправят во взрослую дурку…

И тут Анжелу как током ударило. Она вспомнила, откуда ей знакомо лицо этого санитара Родионова.

Только знала она его много лет назад под иным именем.

– Это же Груздев! – крикнула она. – Не Родионов, а Груздев! Тот самый, которого взяли за то, что он девочек в кусты затаскивал.

И которого они допрашивали, подозревая в причастности к исчезновению Никитки. И сделали вывод, что он отношения к этому не имеет.

Не имеет?

Груздев специализировался тогда на девочках, а в интернате развращал в том числе и мальчиков. Как ее муж Стивен: его жертвами были дети обоего пола.

А они тогда, решив, что если Груздева тянет к девочкам, то Никитку он тронуть не мог.

О, ведь ей еще много лет назад был дан такой ужасный пример, что очень даже мог, а она это не сочла нужным заметить!

Выходит, что тот человек, на которого они вышли с самого начала, этот Груздев, который звался теперь Родионовым, видимо, чтобы получить под фальшивым именем доступ к детям, к которым под своим настоящим, с учетом своей судимости по педофильской статье, подобраться никак не сумел бы, вполне мог…

Вполне мог быть похитителем Никитки.

Похитителем и убийцей.

– Задержите его! – закричала Анжела, все еще прижимая к себе плачущего мальчика, жертву Груздева-Родионова. – Он же уйдет!

Валька резко сорвался с места и бросился в парк.

Никуда Груздев-Родионов не ушел, хотя и пытался: Валька настиг его у ворот, повалил на пол и притащил обратно.

И пока местная милиция невыносимо долго ехала в расположенный черт знает где интернат, Анжела имела возможность побеседовать с ним.

– Вы меня узнали, – сказала она.

Ну да, ее сложно не узнать – «черномазая корова», как сказала бы «сестренка» Нинка.

– Узнал, – заявил тот. – Ты же за братиком своим приехала?

Валька схватил его за ворот.

– Говори! – закричал он, но Анжела грозно посмотрела на него, и он отпустил санитара.

Санитара, который годами измывался над несчастными психически больными детьми.

– А если нет? – осклабился тот, а Анжела пожала плечами:

– Тогда так никто и не узнает. Вас отправят в колонию, и там вам хана. Первый раз вам удалось там выжить, во второй не выйдет. А вот если вы сознаетесь в убийстве, то вас отправят в специализированную колонию, где вы будете сидеть в одиночке.

Груздев (Родионов, как потом выяснилось, была девичья фамилия его матери) поразмыслил:

– За одно нет, а вот за серию?

Выходит, что он не только Никитку убил, а и других?

И никто в городе на это не обратил внимания?

Но кто в этом городе вообще на что-то обращал внимание.

Груздев же тем временем порозовел.

– Да, да, сознаюсь во всех! Меня точно тогда в этот, как его «Черный дельфин» отправят, а не на обычную зону.

Анжела, не глядя на него, спросила:

– Моего братика убили вы?

И, не выдержав, вперила в него взгляд. Нагло глядя ей прямо в глаза, Груздев ответил:

– Ну да!

Продолжая играть с ним в гляделки, Анджела воскликнула:

– Но почему? Вы же… вы же специализировались на девочках?

Груздев заявил:

– Ну а тут увидел черненького мальчика, и меня аж до костей пробрало!

Все еще глядя на убийцу своего братика, Анжела тихо спросила:

– И где… где вы его… похоронили?

Тот ответил:

– Там, где и других. На территории заброшенного пионерлагеря. Там, где железные бабочки. У каждого своя…

И Анжела отвела взгляд, так как слезы непрерывным потоком лились по щекам.

Она и Валька побывали на территории пионерлагеря еще до того, как началась эксгумация тел жертв.

Руины стали еще страшнее и будто больше, словно размножившись: как такое может быть?

Каждый последующий шаг давался Анжеле труднее предыдущего.

Она спросила Вальку, который держал ее за руку:

– Ты поедешь с нами?

Тот приобнял ее.

– С вами хоть на край Вселенной!

Туда, в скопление Бабочек, на неприметную планету, вращающуюся вокруг оранжевого гиганта типа К?

Туда, где мама, Валька, Демидыч, мама Нина. И Никитка.

Они замерли около свежих траншей с понатыканными в них железными, уже полностью проржавевшими бабочками, на крыльях и усиках которых тут и там все еще сверкали так и не отвалившиеся за все эти десятилетия кусочки разноцветного стекла.

Никита и другие жертвы лежали там, под ними. И у каждого была своя бабочка.

Хотя нет, неправда: их всех давно унес звездолет – туда, где было хорошо. И куда рано или поздно он унесет и ее саму: то ли в два двадцать два, то ли в три тридцать три.